Слишком много боли было в его глазах. Слишком много смерти.
Смеялся ли когда-нибудь этот мужчина, рожденный в трущобах французского города Кале?
— Вы когда-нибудь умоляли женщину о сексуальной разрядке? — спросила Виктория импульсивно.
Воздух в спальне накалился до предела.
— Я — Габриэль, мадмуазель. Я был шлюхой для мужчин, а не женщин.
— Для того чтобы прокормить себя, — твердо ответила Виктория.
— Для того чтобы разбогатеть, — мягко возразил Габриэль. — Иначе как, по-вашему, я смог бы построить этот дом?
Отец Виктории учил ее, что грех уродлив.
Она выглядела уродливо.
Но не было ничего уродливого в Габриэле и в его доме.
Виктория вдруг осознала, что сейчас она находится в гораздо большей опасности, чем когда он поймал ее при обыске содержимого ящиков. Габриэль простит человека, роящегося в его вещах, но не женщину, которая приоткрыла его прошлое.
Он может убить ее ножом, пистолетом, зубной щеткой…
Никто не будет оплакивать смерть Виктории Чайлдерс, одинокой старой девы.
А кто будет скорбеть о Габриэле?
— Вы не ответили на мой вопрос, сэр, — голос Виктории звучал так, словно он шел откуда-то издалека. — Вы не можете ожидать, что я буду отвечать на ваши вопросы, если вы не отвечаете на мои.
На мгновение ей показалось, что Габриэль не ответит, а затем…
— Нет, мадмуазель, я никогда не умолял женщину о сексуальной разрядке.
— А женщина когда-нибудь умоляла вас об этом? — настойчиво спросила Виктория. С громко стучащим сердцем.
Притягательный соблазн секса.
— Да.
— Вы наслаждались этим?
— Да.
— Вы… кричали… в порыве страсти? — спросила Виктория, не способная перестать задавать вопросы.
Желающая знать больше…
О сексе.
О мужчине, которого зовут Габриэль, и о женщине, которую зовут Виктория Чайлдерс.
Она хотела знать, почему именно ее послали к нему.
Секунда медленно тянулась за секундой. Один удар сердца. Три, шесть… девять…
Виктория вся обратилась в слух — мужчины и женщины внутри дома, проезжающий за окном экипаж.
Наконец…
— Нет, мадмуазель, я не кричал в порыве страсти.
Но он дарил наслаждение.
Наслаждение, чтобы возместить то, что он не получал.
Единственными звуками, нарушавшими тишину комнаты, были треск огня, стук сердца Виктории и шепот правды, скрытой за пеленой теней.
— Эти женщины, что умоляли о сексуальной разрядке, были у вас до или после того, как вы… умоляли… о разрядке?
— До.
Викторию приковала к месту опустошенность в глазах Габриэля. Тусклое сияние серых глаз взамен привычного мерцания серебра.
Правда стала медленно доходить до нее.
Она сожалела о своих вопросах, но было слишком поздно что-либо менять.