– Да, ты легко отделался, если задуматься. Джон совсем не испытывал тебя.
– Это не то, о чем я думал. Я могу только надеяться, что заслуживаю доверия шифу, – ведь я лодырничал, а он, к счастью, был очень терпелив. Нет, я думал о самом Джоне. Как он отличается от Ляо-шифу и в то же время как на него похож.
– Джон – западный человек, – сказала она. – Настолько же, насколько и восточный.
– Да, – ответил я. – Знаешь, мне кажется, что старик все знал десятки лет назад. Может быть, он просто видел перемены, происходившие вокруг, и думал о том, какое действие они произведут на будущее. А может быть, было что-то гораздо большее, не знаю. Я имею в виду, что вся его жизнь состояла из перемен и суеты. Вспомни, что он приехал из Китая и уже был очень стар. Он был очевидцем стольких событий: «опиумные войны», Боксерское восстание, падение императора и образование республики, война России с Японией, эпоха милитаризма, вторжение Японии... Все это происходило, когда он жил в Китае. Может быть, он чувствовал, как Запад дышит Востоку в спину. Или, возможно, предвидел будущее и знал, что Джон будет тем человеком, который сможет пронести его знание в двадцатый век.
– Конечно. – Она сразу все поняла.
Женщины гораздо проницательнее мужчин.
Была прохладная ночь, дул освежающий ветерок. Я шел навестить Джона, как делал каждый вечер, пока жил на Яве. Он только что закончил играть в пинг-понг с сыном и испытывал приятную усталость. Иоганн выиграл и был в восторге (непримиримый поединок длился уже пять лет, ни одна из сторон не желала сдаваться). На расстоянии эти двое были очень похожи, трудно было отличить отца от сына. Я наблюдал много раз, как они играли, и всегда это меня увлекало. Джон двигался как мастер кунфу: не сгибаясь, уворачиваясь от мячика и отражая его так, будто посылал удар кулаком. В сыне сразу угадывался опытный игрок в пинг-понг: он двигался на носках, слегка наклонившись вперед, предвосхищая выпады противника. Восток против Запада, думал я, глядя на них.
– Ты как раз к обеду, – сказал Джон, и я, как всегда, почувствовал неловкость. Каждый раз, когда я приходил к нему, меня угощали; через некоторое время я почувствовал себя нахлебником.
Джон и сын приняли душ, и мы сели за бесконечную китайскую трапезу. Я закончил последним, как обычно. До тех пор пока я не побывал на Востоке, я считал себя быстрым едоком. Китайцы привили мне свою концепцию питания: они полагают, что когда ты ешь, надо есть, а время для общения найдется позже. Это шло вразрез с моим греческим характером – в нашей стране обед служит поводом для общения и часто длится часами.