С Энди Питерсом Хилари было куда легче найти общий язык – возможно, потому, что он был всего лишь талантливым человеком, но никак не гением. Со слов других она поняла, что Питерс – первоклассный специалист в области химии, хотя отнюдь не первооткрыватель. Как и ей самой, ему внушала страх и отвращение царящая в организации атмосфера.
– Все дело в том, что я не знал, куда еду, – говорил Питерс. – Мне казалось, что знаю, но я ошибался. Моя партия не имеет к этому отношения. И Москва тут ни при чем. Здесь разыгрывают какое-то самостоятельное представление – возможно, попахивающее фашизмом.
– Вам не кажется, что вы чересчур увлекаетесь ярлыками? – спросила Хилари.
Питерс задумался.
– Может, вы и правы, – признал он. – Если подумать, то слова, которыми мы бросаемся, не так уж много значат. Но я знаю одно: я хочу выбраться отсюда и намерен это сделать.
– Это будет нелегко, – тихо заметила Хилари.
Они прогуливались после обеда возле садовых фонтанов на крыше, под звездным небом. Темнота скрывала бетонные подсобные сооружения, так что можно было представить, что они находятся в саду султанского дворца.
– Да, – подтвердил Питерс, – это будет нелегко, но нет ничего невозможного.
– Как же я рада это слышать! – вырвалось у Хилари.
Он с сочувствием посмотрел на нее:
– Вам настолько здесь тошно?
– Еще как. Но я опасаюсь не этого.
– А чего же?
– Я боюсь привыкнуть, – сказала Хилари.
– Да, – задумчиво промолвил Питерс, – я понимаю, что вы имеете в виду. Здесь происходит нечто вроде массового внушения.
– Мне казалось бы более естественным, если бы люди протестовали, – заметила Хилари.
– Я тоже так думаю. Фактически я даже спрашивал себя: нет ли здесь какого-нибудь фокуса?
– То есть?
– Ну, не добавляют ли в еду или питье какой-то наркотик, делающий людей послушными.
– Разве такой наркотик существует?
– Это не совсем по моей части. Ведь дают же людям разные средства, успокаивающие их перед операциями. Может, есть нечто подобное, что можно вводить в течение долгого времени, не причиняя вреда умственной деятельности и даже, напротив, стимулируя ее. Думаю, здешние организаторы и администраторы знают толк в гипнозе и психологии и нам исподволь внушают, как здорово мы тут живем, как мы стремимся к высшей цели и тому подобную чушь. Таким способом можно многого добиться, если знаешь свое дело.
– Но мы не должны подчиняться! – горячо воскликнула Хилари. – Не должны ни на секунду чувствовать, будто нам здесь хорошо!
– А что чувствует ваш муж?
– Том? Не знаю. Это так сложно. Я… – Она замолчала.
Хилари едва ли могла объяснить собеседнику ту фантасмагорию, какой стала ее жизнь. Уже десять дней она жила в одной квартире и делила спальню с посторонним мужчиной. Просыпаясь ночью, Хилари слышала его дыхание на соседней кровати. Они оба принимали это условие как неизбежное. Она была самозванкой, шпионкой, готовой играть любую роль и выдавать себя за кого угодно. Но Тома Беттертона Хилари не могла понять. Он казался ей ужасным примером того, что может произойти с одаренным молодым человеком, прожившим несколько месяцев в изнуряющей атмосфере организации. Во всяком случае, в нем не ощущалось спокойного примирения с судьбой. Не находя удовлетворения в работе, Беттертон все сильнее тревожился из-за неспособности сосредоточиться на ней. Один или два раза он повторил то, что сказал в первый вечер: