— Давно воюете?
— Полтора месяца.
— А сбитые есть?
— Два «сто девятых», товарищ старший лейтенант.
Невольно обрадовался: это хорошо, значит, все обстрелянные.
— Откуда родом? — спросил Ныч Шелякина.
— Родился в Орловщине, а вырос в Мариуполе, там школе учился, и аэроклуб закончил. — Сержант вдруг посуровел. — Скажите, товарищ старший политрук, Мариуполь еще не заняли?
— Точных сведений не имею, — отвечал Ныч. — Сложная там сейчас обстановка.
Шелякин больше ни о чем не спросил, лишь замутившимся взором посмотрел куда-то вдаль, и Нычу показалось, что слышал он, как застонала от горя душа пилота.
А я в это время уже знакомился с лейтенантами. Их было четверо: крепко скроенный Беспалов, тоненький, как былинка, с пухлыми девичьими губами Кисляк, коренастый, не по годам серьезный, Берестовский и постарше их всех Куликов.
— Ну, что ж, товарищи, — сказал я прикомандированным. — Будем воевать вместе. Сейчас придет машина — отвезут вас в баню. Старшина покажет места в общежитии, потом обед. После обеда — изучение района, а пока познакомьтесь с нашими летчиками, со своими новыми механиками. Разойдись!
Две шеренги, рассыпаясь, сходились, как на братаньи. Возгласы, приветствия, восклицания, многие друг друга знали по Ейской школе морских летчиков. Батько Ныч остался тут, а я ушел с Калининым на командный пункт.
— Вас как зовут, товарищ капитан?
— Иван Куприянович. А вас?
Выслушав ответ, Калинин спросил:
— Как вы решили поступить с нами? Смешаете со своей эскадрильей или мы будем получать от вас задания и действовать самостоятельно?
По тому, как он это спросил, видно было, что этот вопрос для него далеко не безразличен.
— Над этим я пока не думал. Скорее всего действовать будем в зависимости от обстановки и заданий: и врозь, и сообща. Решим вместе с вами.
У землянки КП капитан расстегнул реглан, стянул с головы меховой шлемофон с очками, взъерошил над широким лбом копну темно-рыжих волос и увечье лица стало еще заметнее.
— А что у вас с губой?
— Да так, обветрилась и потрескалась, вот и вздулась. Генерал Жаворонков был у нас, приказал срочно ехать на операцию. Это, пожалуй, единственный приказ, который я позволил себе не выполнить. Воевать она мне не мешает. Красотой займемся, когда немцев разобьем. А сейчас скажите мне, Михаил Васильевич… Правильно я вас называю? Скажите, вы здесь уже месяц воюете. Удержимся мы на перешейке или немца в Крым пустим?
— Вы такое опрашиваете…
— Значит, плохо дело, — вздохнул Калинин. — Теперь познакомьте, пожалуйста, с воздушной и наземной обстановкой.
Беседа наша затянулась. Как старший по званию и по возрасту, Калинин держал себя непринужденно и независимо, в то же время подчеркивая, что он готов оперативно подчиниться более молодому командиру эскадрильи. Пришел батько Ныч.