— О катере никому, — предупредил я Степана. — Понял?
— Как не понять.
Но Данилко меня подвел. Под большим секретом он рассказал о случае капитану Катрову. А тот — своему комиссару и заместителю. Через несколько дней о нашей атаке знали уже многие, кроме генерала Ермаченкова, посылавшего нас в разведку.
Но из радиоперехвата у немцев скоро и он узнал о событиях в море, участниками которых были мы.
Установить, какие «два истребителя» оказались в то время в названном гитлеровцами месте, не представляло, конечно, никакой трудности.
Впрочем, справедливости ради, следует сказать: нам не дали нагоняя за нарушение приказа.
Только один из приятелей бросил: «Ходят слухи, ты записался в личные друзья фон Манштейна».
— Выходит, да! — растерянно ответил я тогда. А про себя выругался: «Если бы я знал!..»
Если бы я знал!.. Или знал мой ведомый!..
Конечно, мы бы в третий раз атаковали катер, и, думаю, фон Манштейну уже не пришлось бы писать свои мемуары.
Мы пели тогда эту песню, вряд ли отдавая себе отчет в том обстоятельстве, что, собственно, слова ее имеют к нам самое непосредственное отношение.
Горький, жестокий «быт» войны!..
Были и горькие утраты, боевые и небоевые потери. Из молодых, прилетевших с Бабаевым пилотов, почти никого в эскадрилье не осталось: кто погиб в воздушном бою, а кто был ранен и отправлен в госпиталь.
Погиб капитан Рыбалко.
Пал в бою лейтенант Терентий Платанов.
Все суживался и суживался круг людей мыса Херсонеса.
Приехал к нам как-то Ермаченков:
— Чем не доволен, Авдеев?
— Если все перечислять, товарищ генерал, пальцев не хватит.
— А ты загни пока первый, указательный.
— Аэродром бы надо расширить, Василий Васильевич. Самолетов скопилось много, летают днем и ночью, а выбрать при взлете и при посадке наиболее уцелевшую прямую, чтобы не угодить колесом в воронку, стало почти невозможным. Отсюда и повышенная аварийность.
— И все? Что ж, расширим за счет очистки камней с южной стороны.
— А удлинить никак нельзя?
— Давай потолкуем, — предложил Ермаченков. — Можно было бы в сторону тридцать пятой батареи, но там капониры бомбардировщиков и штурмовиков. Пришлось бы убрать клуб у Губрия и часть капониров. А к морю, сам видишь, удлинять некуда.
— Там до моря еще метров триста будет, товарищ генерал. Одни камни.
— Садись в машину, посмотрим… Подъехали к маяку и пошли осматривать северо-западную границу летного поля.
— Ты прав, Михаил Васильевич. Можно удлинить метров на двести. Уберем эти камни…
В это время зашли на посадку «яки». Вернулась с задания и группа Кости Алексеева. Все шесть, как и вылетали. Сбоку приятно смотреть на красивую посадку. Вдруг Василий Васильевич вытянулся, глаза его расширились.