С Армандой он познакомился в швейцарском железнодорожном вагоне одним ослепительным вечером между Туром и Версексом, в самый канун встречи с мистером R. Хью по ошибке сел в медленный поезд, она же выбрала его потому, что поезд вставал на маленькой станции, от которой ходил автобус до Витта, где у ее матери было шале. Оба одновременно опустились на два супротивных сидения у окна, с озерной стороны вагона. Четыре места за проходом заняла американская семья. Хью раскрыл "Journal de Genéve".
О да, она была красива и была бы красива необычайно, окажись губы ее немного полнее. Темные глаза, светлые волосы, медового тона кожа. Две серповидные морщинки спускались вдоль загорелых щек по сторонам от скорбного рта. Черный жакет поверх сборчатой блузки. На коленях, под ладонями в черных перчатках лежала книга. Пламя и копоть бумажной обложки показались ему знакомыми. Механизм их знакомства был идеально банален.
Они обменялись взглядами учтивого неодобрения, когда трое американских детишек затеяли тянуть из чемодана свитера и штаны в яростных поисках чего-то, по глупости забытого (груды комиксов – уже перешедшей вместе с грязными полотенцами в распоряжение расторопной гостиничной горничной). Один из двух взрослых, встретясь с холодными глазами Арманды, ответил добродушно-беспомощным взглядом. Кондуктор пришел за билетами.
Хью, слегка наклонивши голову, уверился в своей правоте: действительно, мягкая копия "Фигур в золотом окне".
"Из наших", – сказал Хью, кивком указав на обложку.
Она взглянула на книгу, словно надеясь найти в ней какие-то объяснения сказанному. На ней была очень короткая юбка.
"Я к тому, что работаю в этом издательстве, – сказал он. – У американского издателя, который выпустил ее в твердой обложке. Вам нравится?"
Она отвечала на беглом, но искусственном английском, что терпеть не может сюрреалистических романов с поэзией. Ей требовалась жесткая реалистическая литература, отражающая наше время. Ей нравились книги о насилии и о восточной мудрости. Может, дальше получшает?
"Вообще-то там есть довольно драматичная сцена на ривьерской вилле, когда девочка, дочь рассказчика..."
"Джун."
"Да. Джун поджигает свой новый кукольный домик и вилла сгорает дотла; правда, насилия, боюсь, и в ней маловато; все это скорее символично, в высоком смысле слова, и, как бы сказать, временами удивительно нежно, как пишут в обложечных рекламках, или по крайней мере писали на нашем первом издании. Это обложка известного Пола Плама."
Разумеется, она ее докончит, как бы ни было скучно, потому что в жизни любое дело следует доводить до конца, как то шоссе над Виттом, у них в Витте дом,