— Забирайте ваши вещи. — Глядя, как Горшков вздрагивающими пальцами укладывает деньги в кисет, спросил сочувственно: — Вы только из этого письма узнали о гибели близких? — И, не дождавшись ответа, мягко сказал — Я все понимаю, товарищ Горшков.
Дверь резко открылась, и в комнату, припадая на одну ногу, вошел офицер — низкорослый, горбоносый, чернявый. Ковыляя к столу, он задел табурет, выругался: «Чтоб ты сгорел!» — и с ходу спросил:
— Где прицеп, Алексей Иванович?
— Какой прицеп?.. — Капитан переложил с места на место крышку чернильницы и сердито посмотрел на дверь, за которой скрылся старшина. — Бери, если хочешь. Только ведь он без резины.
— Без резины? — Примак огорченно взмахнул короткими толстыми руками. — А я где ее возьму? На черта мне сдался такой прицеп?
— Ну, бери тогда вот его, — примирительно сказал капитан, — говорит, что механиком к тебе откомандирован.
Горшков встал. Примак повернулся к нему, взглядом быстрых черных, чуть навыкате глаз критически осмотрел его спутанные пыльные волосы, бледное лицо, починенный комбинезон.
— Что это значит? Вы должны были явиться ещё три дня назад! Где вы пропадали?.. — И, не дав Горшкову ответить, обратился к капитану: — Понимаешь, Алексей Иванович, я умоляю Коновалова, начальника Окружных автомастерских, дать хотя бы одну-две трехтонки. Ты думаешь, он дал? Мираж! Он говорит, машин нет, но я откомандирую к тебе механика, который стоит десяти трехтонок. Смешно! Как будто я могу возить продукцию на живом человеке!
Примак распалялся. Его густые брови-треугольники прыгали на лоб, короткие седые усы топорщились, в них тряслась крошка самосада. Погоны лейтенанта совсем не подходили ни к возрасту Примака, ни к полной, обрюзгшей фигуре. Он говорил без остановок, сам задавал вопросы и сам тут же отвечал на них.
— Теперь где этот механик? Его нет! Большое дело, что у меня срываются перевозки! Он где-то бродит, теряет документы, попадает в комендатуру. Очень мне нужен такой работничек!..
— Если не нужен, отпустите на фронт, — угрюмо вставил Горшков.
— Что?.. — Лейтенант вплотную подковылял к нему. — Нет, вы только послушайте, он поедет на фронт! А здесь кто будет воевать?..
Горшков промолчал. Он с трудом сдерживал непрошеную, неуместную улыбку. Старшина, просунув голову в дверь, давно уже потешался над горячностью лейтенанта; видно, такие случаи повторялись не раз и служили развлечением в тягучие часы дежурства в комендатуре.
Лейтенант вдруг выругался, схватился обеими руками за голову.
— Порожняк! Скоро его подадут. Мильон дел, океан работы! Извини, Алексей Иванович, я потом еще заеду. Ты подумай, может быть, и найдешь резину для прицепа, а?