— Двухстороннее воспаление легких. Но сейчас опасности уже нет. Раз вы приехали, пущу вас. Только помните, ребенка нельзя волновать и утомлять. Подождите, я сначала предупрежу ее. Наденьте этот халат… И причешитесь, вот вам гребень…
Белые двери, белые стены, белые занавеси на окнах. На подушке копенка светлых волос. Девочка смотрит незнакомыми глазами, только на остром носике знакомая примета: поперечная белая щербинка — след падения с дивана. Как стыдно и как обидно прийти к единственному ребенку после долгой разлуки и не принести хоть какую-нибудь игрушку, лакомство!..
Сестра делает предостерегающий жест, подвигает к кровати табурет.
— Как долго ты не приезжал, папа… А где мама?
— Тебе нельзя много разговаривать, Аня, — поспешно говорит сестра.
— Я ведь уже почти здоровая. Пусть папа останется здесь.
Тонко жужжит под белой занавесью муха, внизу про-громыхивает по булыжнику грузовик. «Как теперь добираться до новой службы? Надо скорее заработать денег, как-то отблагодарить этих людей, явиться к дочке прилично одетым, с подарком…»
— Ты уже уходишь? — обеспокоенные глаза смотрят вслед. — Ты еще придешь, папа?..
Кто-то помогает снять халат, успокаивает на прощанье. А потом захлопывается дверь дома с зелеными ставнями… Так и не сумел побороть стыд, спросить в долг немного денег…
Впереди широкая пыльная улица городка, и дальше — степь, тревожно багровая в последних лучах солнца. У окраинного дома копается в огороде старик. Он, курясь на закат, долго разглядывает незнакомого человека, прежде чем ответить: «Это и есть Сибирский тракт. А ты сам откудова, гражданин?»
Вечерние тени ложатся на землю, в душном воздухе виснет мычание коров, пыль покрывает придорожную траву. Сзади, словно груз на спине, подозрительный взгляд старика; под ногами узкая тропка, неведомо кем протоптанная вдоль великого Сибирского тракта. Ветер дует в спину, помогает уходить от дочки. Плестись долгие ночные часы от столба к столбу, от перелеска к перелеску, оглядываться, ждать, не возьмет ли попутная машина! И, наконец, Надя. Что б он делал, если бы не тот грузовик с девушкой за рулем?
* * *
Оглушенный сигналом, Горшков едва успел отскочить в сторону. Фары ослепили его, перед самым носом промелькнул борт грузовика. Из кузова долетел сердитый окрик: «Эй, ты! Уснул, ай жить надоело?»
Горшков виновато отступил на панель и оглядел улицу. Он увидел: чуть не сбивший его грузовик замедлил ход, свернул с дороги и въехал через раскрытые ворота на освещенный двор гаража. За стеклом кабины мелькнуло Надино лицо. С подножки спрыгнула повариха Ольга.