Ибрагим замолчал. А затем добавил:
– Она разбила не только мою жизнь. Даже после своей смерти она смогла отнять у меня моего сына. Даже после своей смерти.
Его лицо исказилось судорогой страдания. Алла, сидевшая рядом с ним, протянула руку и положила ему на плечо. Он опустил голову.
– Смело, – пробормотал Леонтий Яковлевич, – смело и, возможно, честно.
Дебольский снял очки, протер стекла. У него всегда с собой были специальные салфеточки для протирания очков. И, похоже, они никогда не заканчивались. Леонтий Яковлевич надел очки, строго посмотрел на нас.
– Я тоже хочу рассказать вам свою историю, – вдруг произнес Дебольский.
Уже тогда я должен был почувствовать неладное. Ведь Леонтий Яковлевич никогда не отличался особой болтливостью. Он хранил тайны стольких людей, стольких организаций. Этот человек работал ещё с «цеховиками» доперестроечной поры. Умел хранить секреты. И вдруг он тоже разговорился. Уже позже, вспоминая эту ночь, я понял, что обязан был догадаться. Но мы все были в таком состоянии… Однако давайте по порядку.
Леонтий Яковлевич тяжело вздохнул, словно ещё раз решая, стоит ли ему рассказывать свою историю. И начал говорить.
– Эта история произошла в восемьдесят третьем. Вы, относительно молодые люди, не можете понять, что испытывает бывший советский человек, когда произносит «восемьдесят третий год». Мне тогда было уже под тридцать, а Феликсу только восемнадцать, Ибрагиму двадцать один.
Дело в том, что уже с начала шестидесятых в стране существовали мощные объединения так называемых «цеховиков». Это были люди, которые создавали параллельное производство, восполняя дефицит товаров легкой и местной промышленности своими изделиями. Сейчас это уважаемые люди, а тогда считались злостными врагами советской власти. Их нещадно преследовали и карали. Валютчиков, которые перекупали иностранную валюту, даже расстреливали. Цеховиков тоже расстреливали или давали максимальные сроки. Даже за убийство или грабеж давали куда меньшие сроки, чем за работу на цеховиков.
Когда я закончил институт, довольно быстро выяснилось, что моё безрадостное существование будет на сто десять рублей. С премиями получалось немного больше. Но это были гроши, которые советская власть платила за мою работу. Был такой анекдот. Вы делаете вид, что работаете, а мы делаем вид, что вам платим. Я сменил несколько мест работы, пока не стал курьером цеховиков между Ригой и Ташкентом. Я перевозил крупные суммы денег, и никто даже не подозревал, что в обычном пластиковом пакете я перевожу иногда до полумиллиона рублей. Чемоданы я сдавал в багаж, а пластиковый пакет обвязывал газетой и проносил в самолет или оставлял с собой в поезде, положив сверху пропахшую курицу.