– Я их помню, – сказал Дронго, – увы, Леван. Старый мир разрушен. И наш город сильно переменился с тех пор. Кто-то уехал, кто-то умер. А оставшиеся доживают дни, ностальгируя по прошлому. Кто мог подумать, что все так кончится?
– У меня столько знакомых осталось в Баку, – признался Арзуманян. – Вы знаете, мне до сих пор больно вспоминать об этом. Сейчас я понимаю, что у нас не было шансов. Против нас было все – время, история, глупая прогнившая власть, ее беспомощность, авантюризм местных политиков, национализм наших дураков с обеих сторон. Я все понимаю. Но от этого не легче. Сколько вам лет?
– Сорок два.
– Мне сорок шесть. Значит, мы с вами росли примерно в одних условиях.
– Похоже, – печально согласился Дронго, – давайте договоримся: вы никому не расскажете о своем визите. Ни одному человеку. Куда вы сейчас едете?
– В больницу.
– Понятно. И еще одна просьба. Если обнаружите, что за вами наблюдают, сразу сообщите мне. Договорились?
– Пусть только сунутся. У меня есть оружие…
– Это крайний вариант. Соберите все нужные документы, я хочу посмотреть данные и по нефтяной компании, которая с вами работала, и по вашей. Вы можете дать мне телефон Гордеева?
– Я помню его, – Арзуманян назвал номер телефона.
И неожиданно спросил:
– А вы помните бакинского Гордеева? Его знал весь город.
– Конечно помню, – кивнул Дронго, – бывший полковник КГБ, директор старого Интуриста. Там собиралась вся бакинская элита. В ресторане звучали популярные мелодии, новые джазовые композиции. Когда я был мальчиком, меня туда водил отец.
– Спасибо вам за все, – вздохнул Арзуманян, протягивая руку, – я вам очень благодарен. И за то, что выслушали, и за то, что согласились. Спасибо вам. И насчет гонорара…
– Мы успеем обсудить этот вопрос, – перебил его Дронго.
– Да, конечно. Спасибо.
– Вечером я к вам приеду, – напомнил Дронго, – какой у вас адрес?
– Я не живу дома, – признался Арзуманян, – слишком больно. Давайте лучше встретимся у меня на даче. Если хотите, я пришлю за вами машину.
– Не нужно. Я приеду к вам на дачу. Давайте точный адрес. Вечером я приеду.
Арзуманян продиктовал адрес и поднялся.
Когда он ушел, Вейдеманис взглянул на Дронго.
– Вот такая история, – сказал Дронго, подходя к окну и открывая его шире.
Эдгар молчал.
– Ненавижу, – неожиданно произнес Дронго, – ненавижу, когда стреляют в детей. Я еще могу понять, когда взрослые мужики сводят счеты друг с другом. Но когда в детей…
– Я понял, что ты согласишься, по твоему лицу.
– Ты думал, что я мог поступить иначе?
– Нет.
– Скажи Лене Кружкову, чтобы проследил за ним. Арзуманян в таком состоянии, что его можно взять голыми руками.