С кровати послышался голос ― хриплый, но полный силы:
― Это ты, Майкл? Что такое, что случилось?
Майкл склонился над кроватью. Он взял отца за руку.
― Да, это я, Майк, ― сказал он. ― Не пугайся. Лежи как можно тише и, если тебя окликнут, не отзывайся. Тебя хотят убить, понимаешь? Но я здесь, так что ты не бойся.
Дон Корлеоне, еще не вполне сознавая, что с ним произошло накануне, ― еще одурманенный свирепой болью, с одобрительной улыбкой шевельнул губами, как бы говоря младшему сыну ― только сил не хватило сказать это вслух:
«Э, чего мне бояться? Меня давно хотят убить ― первый раз попробовали, когда мне было двенадцать...»
Больница была частная, маленькая ― небольшой особняк с единственным входом. Майкл выглянул из окна. С полукруглого больничного двора на улицу вела лестница ― бросалось в глаза отсутствие машин у ее подножия и по сторонам. Но попасть в больницу можно было только по этой лестнице. Майкл знал, что нельзя терять ни минуты; он выбежал из палаты, бегом спустился с четвертого этажа и вышел из широких дверей. В стороне, на больничном дворе, была стоянка для машин персонала и карет «Скорой помощи»; сейчас она пустовала.
Майкл сошел на тротуар и закурил. Он расстегнул пальто и стал под фонарем так, чтобы свет падал ему на лицо. С Девятой авеню к больнице шел быстрым шагом парень со свертком под мышкой. Он был в военном кителе, черноволосый ― словно густая, курчавая шапка на голове. Когда он вошел в полосу света, лицо его показалось Майклу смутно знакомым. Парень остановился рядом, протянул руку и сказал с сильным итальянским акцентом:
― Дон Майкл, вы меня не помните? Я Энцо, помощник пекаря Назорина, его зять. Ваш отец буквально спас мне жизнь ― выхлопотал разрешение остаться в Америке.
Майкл пожал ему руку. Теперь он вспомнил. Энцо продолжал:
― Я пришел оказать уважение вашему отцу. Пропустят меня в больницу или уже поздно?
Майкл улыбнулся и покачал головой:
― Не пустят, но все равно спасибо. Я передам дону, что ты приходил.
По улице с ревом пронеслась машина; Майкл мгновенно насторожился.
― Иди отсюда, быстро, ― сказал он Энцо. ― Здесь могут произойти неприятности. Тебе нельзя связываться с полицией.
Он увидел испуг на лице молодого итальянца. Если полиция, значит ― опасность, что его вышлют на родину, откажут в американском гражданстве. И все же Энцо не двинулся с места. Он прошептал по-итальянски:
― Раз неприятности, то я останусь помочь. Я в долгу перед Крестным отцом.
Майкл был тронут. Он хотел было настоять, но передумал. А почему бы и нет? Двое у входа в больницу ― это, возможно, отпугнет людей Солоццо, посланных на задание. Один ― едва ли.