Я не уповал на большее, возражать не стал. Через два дня небо прояснилось, потеплело, и я отбыл. Двадцать пятого дня первой луны я был уже дома. Юнь сразу же спросила меня:
— Снег захватил тебя в пути?
Я рассказал ей о моих злоключениях. Юнь горестно заметила:
— Когда повалил снег, я полагала, что ты уже в Цзинцзяне, а ты, оказывается, плыл по реке. Хорошо еще, что тебе повстречался этот старый Цао, поистине, небо милосердно к хорошим людям.
Через несколько дней мы получили письмо от Цин-цзюнь, из которого узнали, что ее младший брат уже служит в лавке моего друга Н-шаня. С согласия и благословения моих родителей Цин-цзюнь в двадцать четвертый день первой луны вступила в новый дом. Можно было считать, что судьба моих детей устроена, но разлука с ними причиняла нестерпимую боль и родителям, и детям.
В начале второй луны повеяло теплом. С деньгами, которые я получил от шурина, я собрался в новый путь — навестить моего земляка Ху Кэнь-тана, он служил в янчжоуской соляной управе. Через него мне удалось получить должность писаря в отделе таможенного надзора. Я почувствовал, что жизнь моя налаживается. В восьмую луну года жэнь-сюй[100] я получил от Юнь письмо, в котором она писала: «Я полностью оправилась от своей болезни. В наши намерения никогда не входило обременять собой родственников или знакомых. Я с удовольствием приехала бы в Янчжоу и посетила знаменитые своей красотой горы Пиншань». Я поспешил снять дом. Дом был расположен подле ворот Первой весны, по ту сторону реки, и состоял из двух комнат. Затем я сам поехал к Хуа, чтобы перевезти Юнь. Госпожа Хуа дала нам в услужение мальчика по имени А-шуан, который помогал готовить еду и убирать дом. Я пригласил их к себе, заверив в самых дружеских чувствах. Но время десятой луны в Пиншане — холодная пора, и мы отложили визит до следующей весны.
Так, преисполненный упованиями, что спокойная и не отравленная заботами жизнь будет способствовать окончательному выздоровлению Юнь, я уже мечтал о том времени, когда семья наша вновь соединится, как мясу надлежит быть рядом с костями. Но не прошло и месяца, как в управе, где я служил, сократили штат на пятьдесят человек. И я, который не имел влиятельного покровителя, оказался в числе освобожденных от дел. Юнь начала было строить сотни планов о том, что мне предпринять, и, стараясь быть веселой, даже утешала меня, ни разу не упрекнув и не высказав обиды. Так мы протянули до весны года гуй-хай[101], когда у Юнь разразилось новое кровотечение. Я опять собрался к мужу сестры в Цзинцзян, чтобы просить о помощи. Но Юнь удержала меня.