В Хайнине со мной вместе служили Ши Синь-юэ, родом из Баймэня, и Юй У-цяо, уроженец Шаньиня. У Синь-юз был сын Чжу-хэн. Нрава чистого и спокойного, он всегда хранил молчание. Это был человек дельный, классический образец конфуцианского ученого, он ни в чем мне не перечил — так второй раз я познал истинную дружбу и расположение; жаль только, что мы провели вместе не много дней, а расстались и точно в воду канули.
В тот год я посетил Сад умиротворенный разлив, принадлежащий господину Чэню. На площади в сто му были разбросаны двухэтажные терема и павильоны, крытые галереи, террасы. Было и озеро, необычайно широкое, с мостом в виде шести зигзагов. Лианы, полностью скрывшие следы зубила на поверхности камней, старые деревья, стволами упиравшиеся в небо, крики птиц и опадающие лепестки цветов — все это создавало настроение, будто ты попал в глухие горы. Из всех равнинных садов с искусственными камнями и садовыми беседками, которые когда-либо я видел, то был лучший сад, созданный людьми, — он был очарователен своей простотой. В тереме под названием Кассия в цвету господин Чэнь накрыл стол. Благоухание цветов корицы заглушало запах блюд, только аромат имбиря и сои был стоек и ничем не смягчен. По своим свойствам имбирь и корица с возрастом становятся более терпкими, в моем сознании они служат символом мужа, преданного высокому долгу, чей взлет жизненных сил подобен водовороту, а не бессодержательной пустоте.
От Южных ворот я вышел прямо к морю. Дважды в день здесь набегает прилив; точно серебряная дамба в тысячи тысяч чжанов он отсекает море, а потом уходит назад. На здешних кораблях есть специальные гребцы, которые встречают прилив, — когда набегает волна, они подымают весла и ставят корабль навстречу ей. На носу корабля установлено деревянное кормило, по форме оно схоже с большим ножом на длинной рукояти. Стоит гребцам навалиться на кормило, как волна рассекается надвое, кормило всплывает и поворачивает нос корабля вслед приливу. Корабль устремляется вперед и несется — в мгновение делая по сто ли. Как-то вечером в праздник Середины осени вместе с отцом я наблюдал с прибрежной пагоды такой прилив. Примерно в тридцати ли в море высится утес под названием Острая гора, кажется, он вот-вот ринется в море. На вершине утеса стоит павильон, на котором надпись: «Здесь море безбрежно, небеса — бездонны». И поистине, взглянешь — ни конца ни края, только разгневанные валы сливаются с небом.
От начальника уезда Кэ я получил приглашение на службу в управу Цзиси в Хуэйчжоу[149], было мне тогда двадцать пять лет. Я отплыл из Улиня на речной барке с верхней палубой для путников, миновал гору Фу-чуньшань и террасу, с которой Цзы-лин некогда удил рыбу