Возвращаться в село беженцы побаивались. Они прослышали, что федералы применили там какое-то химическое оружие. Нашелся и паникер, утверждавший, будто это отравляющие газы. Они пропитали дома, испортили воду, и теперь в селе нельзя жить. Оно опасно как Чернобыльская АЭС, и лучше всего село законсервировать или сжечь. Отчего-то никто не додумался задать ему вопрос: «Почему федералы пошли в село, не надев противогазы?»
Загонять жителей обратно насильно не пришлось. Никто не стал бы этого делать. Солдаты устали. Поручать им еще какую-нибудь работу, боясь среди них волнений, не решилась бы даже акула капитализма, нажившая свой капитал бессовестной эксплуатацией рабочего класса. А жители, когда начнут коченеть, сами пойдут.
Повезло. Кондратьев сумел избавиться от гипнотического воздействия сигареты, засунул ее обратно в пачку, встал и вышел из палатки.
Он вздремнул всего пару часов. Голова была тяжелой, словно под череп ему загнали цемент. Он затвердел, превратился в камень. Головой теперь можно пробивать стены. И пули теперь ему не страшны — каску носить не нужно, станешь похож на профессиональных хоккеистов, которые шлем не надевали; впрочем, ударившись непокрытой головой в бортик хоккейной коробки, они, по крайней мере, те, кто после таких ударов был в состоянии вновь выйти на площадку, изменили свои привычки.
Шея с трудом удерживала вес головы. Она все норовила откинуться к плечу, пока не решив, к правому или к левому. От свежего воздуха цемент в голове начал потихоньку размягчаться.
Лагерь продолжал спать. Бродили часовые, злые и неприкаянные, как заблудившиеся между раем и адом души, уже уставшие от этой неопределенности, готовые ко всему, даже остаться на земле еще на один срок, но терпеть им осталось недолго.
Между собой они все уже обсудили. Окликать, чтобы хоть как-то развеяться, было некого. Всех боевиков увезли. Новые к селу не шли. Не стоило выключать шарманку Егеева, перемотать бы кассету да запустить ее заново. Кто-нибудь клюнул бы на эту наживку.
Горы безмолвствовали. Они вымерли или все там заснуло, потому что ветер отнес туда сонный газ, и только эхо может летать между склонами, чтобы проверить это. Но все молчали. Языки заплетались. Если кто-то заговорит, то его ненароком пристрелишь, приняв за иностранного шпиона, который ни слова не знает по-русски, лопочет на каком-то непонятном языке.
Все вокруг вытоптано, точно здесь прошла орда. Проделать столь грандиозную работу и втоптать в землю снег на площади несколько сотен квадратных метров часовые не смогли бы, даже ходи они без устали взад-вперед всю ночь.