На ум приходили совсем другие таблички, вроде: «Не курить. Не сорить». Он пробовал восстановить в памяти облик салона, посчитать, сколько там кресел, но все сбивался, путал двойные и одинарные. Глупое это занятие.
Автобусов двадцать, нет, двадцать один. В селе примерно триста домов. На каждый автобус приходится по пятнадцать домов. Семьи здесь большие. Одним-двумя детьми не отделываются. Такое может быть только в очень молодых семьях, где не успели обзавестись более многочисленным потомством, а так в старые времена сюда ящиками возили «Медали материнства». Когда ее упразднили, прибавлений в семействах стало поменьше, но не намного и вовсе не из-за того, что медаль была своеобразным стимулом для продолжения рода. Ее, конечно, ценили, но не сильно. С государственной помощью ораву в десяток детей прокормить хлопотно, а вовсе без помощи… редко у кого получалось. В общем, теоретически, даже если часть домов сейчас пустует, мест в салонах на всех не хватит. Опять придется в них устраивать такую же душегубку, как в час пик. Но теория и практика часто расходятся. Автобусам придется сделать не один рейс, а побольше…
Солдаты глазели на «лиазы» с удивлением, будто перед ними предстала стая каких-то невиданных доселе зверей. Такое внимание немного смущало водителей автобусов. Они все теснее сжимались в кучку.
— Ну что вылупились? Это же «лиазы», — сказал Голубев.
— А я-то думал, что «Мерседесы», — откликнулся кто-то.
— Не смешно.
И вправду, никто шутке этой не рассмеялся.
Вскоре Голубев выяснил, что к полудню надо ждать гостей. Нет, боевики вовсе не сообщили парламентерам, когда они намереваются идти на прорыв. С двенадцати они отпускают всех, кто захочет уйти из села.
Времени на сборы было отведено маловато, и если не сидеть на заранее сложенных тюках, то успеешь лишь наскоро побросать в сумки или мешки самое необходимое. Обычно в такие минуты голова соображает слабо, мыслям в ней тесно, и самое необходимое как раз остается в числе забытых вещей, а в сумках оказывается что-то совсем ненужное. Впрочем, если дать слишком много времени, то обязательно найдется кто-то, кто не захочет расставаться со своим любимым шкафом, доставшимся от дедушки, или с сервизом, напоминавшим о бабушке. Из села тогда потянется не жидкая струйка бедолаг, превратившихся на какое-то время в беженцев или временных переселенцев кому что больше нравится, а кавалькада нагруженных мебелью грузовиков и легковушек с прицепами.
Во время боя ни боевики, ни федералы не будут стараться сохранить село, точно каждый дом в нем — памятник архитектуры, и избегать применять гранаты и артиллерию. От села останутся руины. Что тогда делать со спасенной мебелью? Расставить ее в палатке во временном лагере? Но там и для людей-то мест мало.