— Странное дело, — сказал Энки. — Кто здесь копал? Багульник пахучий, будь он неладен, все запахи отбил, ничего не разберешь.
— Может, медведь искал съедобные корешки?
Развели огонь, испекли щуку, что Энки днем поймал в озерке. Стемнело. Костер освещал ближние деревья и подножие скалы. Вдруг земля, где вскопано было, зашевелилась, поднялась бугром, и между комьев что-то забелело. А потом из-под земли вылезла голова. На голом черепе — лохмотья бурой, сухой кожи. Зубы мелкие, острые, торчат вперед. Хуже всего — глаза. Мутные, студенистые. Полужидкая гниль. Казалось, вот-вот выльются из глазниц. Энки вскочил.
— Ну, брат, теперь я свое обещание выполню, — и с копьем бросился на упыря. Было до него всего шагов двадцать, а не успел добежать. Упырь выпростал из-под земли обе руки, уперся и выполз весь, как червь из норы скользкий, жирный. Увернулся от копья и хвать зубами за древко — только щепки полетели. В руках у Энки осталась одна короткая палка. Упырь прыгнул, повалил Энки и впился в горло.
Орми тоже не зевал. Выхватил из костра головню и ткнул со всей силы упырю в бок. Зашипело, завоняло, повалил едкий дым. Упырь выпустил добычу, пискляво взвыл и кинулся наутек. Из прожженного бока вывалилась какая-то дрянь, зацепилась за кусты. Орми догнал его, замахнулся головней — тут упырь нагнулся и стал землю рыть. Мох, корни и песок с камнями полетели Орми в лицо. Он замешкался на миг, а когда протер глаза, упыря уже и след простыл. Только рыхлая земля еще чуть вздрагивала.
— Быстро, гад, закапывается!
Орми повернулся к брату. Тот сидел на камне, держась за горло, а из-под пальцев сочилась кровь.
— Гляди-ка, отбились от упыря. Теперь будем знать, чего они боятся. Огнем их жечь надо, тварей смрадных!
Энки поднял глаза и сказал хрипло:
— Ты, брат, ничего странного не заметил?
— Нет, а что?
— А то, что у него на шее было ожерелье из гадючьих зубов. Слепой ты, дурень. Он же из наших — ядозуб. Значит, верно говорят, что людоеды после смерти в упырей превращаются. Может, и мы скоро такими станем.
Рана у Энки зажила быстро. На другой день братья свалили лося. Сплели короба, набили мясом, повесили на спины и полезли снова в горы. Лосиную шкуру тоже прихватили — спать на снегу. День идут, другой, третий. Карабкаются на скалы, перелезают трещины, обходят пропасти. А небо все ближе. На шестой день в расщелинах стал попадаться снег. Тогда братья вместо мяса, что съели, положили в короба сухих сучьев. Выше дров не найдешь.
На девятый день помутнел взгляд у Энки.
— Орми, слышь… Неладно со мной. Я башку почесал — горсть волос осталась в руке, а на черепе плешь. Во рту ломит, словно все зубы хотят из челюстей вырваться.