Гарденины, их дворня, приверженцы и враги (Эртель) - страница 20

Та взвизгнула, вырвалась, побежала далее с румянцем стыда и счастья на лице. Юноша молодецки шевельнул плечом, засунул руки в карманы рейтуз и, напевая из "Мадам Анго", сошел вниз. На жирном лице швейцара играла почтительно-восхищенная улыбка.

- А? Снег, мороз, Григорий, а? - сказал юноша, стараясь говорить басом и смотря выше швейцара.

- Так точно, ваше-ство, одиннадцать градусов.

- Скажи Илюшке, чтоб Летуна заложил.

- Слушаю-с, ваше-ство. В бегунцы прикажете?

- А? Да, да, пусть в бегунцы заложит.

- Слушаю-с.

Юноша еще хотел что-то прибавить, но вместо того промычал, значительно пошевелил выдвинутою нижнею губой и, напевая, подошел к зеркальным стеклам подъезда.

За ними виднелся рыжий малый с метлою.

- А? Кто такой? - спросил юноша.

- Младший дворник, ваше-ство, с неделю тому нанят, - и швейцар улыбнулся своему разговору с дворником.

- Ты что смеешься, а?

- Деревенщина, ваше-ство, все по купцам живал. Удивляется.

- Чему удивляется?

- Удивительно ему, как живут господа и как купцы.

Мужик-с.

Барчук вдруг схватил Григория за пуговицу и с оживленным, наивно-детским выражением в лице сказал своим настоящим, ломающимся голосом:

- Я не понимаю, Григорий, отчего мы не берем людей из Анненского, а нанимаем от разных купцов и тому подобное, а? Я понимаю тебя: ты - из гусар, вахмистр и тому подобное. Ты знаешь, я тоже выйду в гусары. В лейб-гусары, а? Но из Анненского у нас Илюшка, и больше никого.

Горничные у maman - немки, у сестры Лизы - Фенька эта, - он кивнул подбородком в сторону лестницы. - Но я люблю, чтоб все были наши крепостные. Понимаешь, это настоящий барский дом, когда собственные люди. Это делает тон. Вот как у графа Обрезкова. Ты знаешь нашего анненского повара?

- Никак нет, ваше-ство.

- Великолепнейший повар, а? Папа воспитывал его в аглицком клубе. Я тебе скажу, братец, какое он фрикасе делает из куропаток! Но вот живет в деревне, болтается, вероятно пьянствует.

- Когда изволите, ваше-ство, в вотчину прокатиться, там покушаете.

Юноша быстрым движением прошел вдоль сеней и бросился на резной дубовый стул около пылающего камина.

- В том-то и дело, милейший мой, - сказал он, понижая голос и совсем дружелюбно взглядывая на швейцара, - в том-то и дело, братец, что любезнейшая сестрица с своими нервами... Вот бабы, а? Не по-нашему, брат, не погусарски. Чуть что - ах, Элиз! Ах, ах, за доктором, в аптеку, за границу! - и он сделал кислое и жалобное лицо, передразнивая кого-то. Понимаешь, Григорий, я говорю:

отлично, поезжайте, черт побери, с вашею плаксой Элиз в Гиер, в Остенде, а я не могу, я - владелец, я должен быть в Анненском. Рафу пятнадцать лет, позвольте спросить, кто же хозяин? Воруют там разные... maman ничего не смыслит, а? Я отлично понимаю: прежде, бывало, наворует, а он всетаки крепостной. Я всегда могу от него конфисковать и тому подобное. Но теперь наворует и - ффють - ищи его, а?