– Кто же именно? И какие замечания?
К моему раздражению, Пуаро посоветовал мне снова внимательно перечитать мои записки.
– Тогда вы сами поймете. Ведь это просто бросается в глаза. Сейчас необходимо поговорить с другими соседями.
– Других нет.
– Должны быть. Кто-то всегда что-то видит. Это аксиома.
– Может, и аксиома, но к данному случаю она неприменима. Да, у меня имеются для вас кое-какие дополнительные детали. Произошло еще одно убийство.
– В самом деле? Так скоро? Интересно! Пожалуйста, расскажите.
Я повиновался. Пуаро задавал мне вопросы, пока не узнал все подробности. Я сообщил ему и о почтовой открытке, которую передал Хардкасл.
– «Помни – 413» или «4.13», – повторил он. – Да это тот же стиль.
– Что вы имеете в виду?
Пуаро закрыл глаза:
– Этой открытке не хватает только одного – отпечатка пальца, испачканного кровью.
Я с сомнением взглянул на него:
– И все-таки, что вы думаете об этом деле?
– Оно проясняется все больше и больше. Убийца, как обычно, не может угомониться.
– Но кто убийца?
Пуаро предпочел не отвечать на этот вопрос:
– Вы позволите мне провести свое маленькое расследование, пока будете в отъезде?
– Какое именно?
– Завтра я попрошу мисс Лемон, во-первых, написать письмо моему старому другу, адвокату мистеру Эндерби, во-вторых, навести справки о кое-каких брачных свидетельствах в «Сомерсет-Хаус» и, в-третьих, отправить телеграмму за океан.
– Это нечестно, – запротестовал я. – Вы уже не только сидите и думаете.
– Но именно это я и делаю. Мисс Лемон всего лишь уточнит кое-какие вопросы, ответы на которые я уже знаю. Я прошу не информации, а подтверждения.
– Я не верю, что вы все знаете, Пуаро! Это блеф! Ведь пока даже никому не известно, кем был убитый.
– Мне известно.
– Как его имя?
– Понятия не имею. Его имя не имеет значения. Я знаю, кто он такой.
– Шантажист?
Пуаро закрыл глаза.
– Частный детектив?
Пуаро открыл глаза:
– Я отвечу вам маленькой цитатой, как всегда поступаю в последнее время, и больше ничего не скажу. – Он торжественно продекламировал: – «Дилли, дилли, дилли – пришел, чтобы его убили».
Детектив-инспектор Хардкасл бросил взгляд на календарь, стоящий на письменном столе. Двадцатое сентября. Прошло уже десять дней, а они почти не сдвинулись с места, и все из-за того, что личность убитого до сих пор не установлена. Эта процедура уже отняла куда больше времени, чем рассчитывал инспектор. Все возможные пути, казалось, были исчерпаны. Лабораторное исследование одежды не принесло никакой пользы. Костюм был хорошего качества, не новый, но в отличном состоянии. Не помогли ни прачечные, ни дантисты, ни уборщицы. Убитый оставался «таинственным незнакомцем». И все же Хардкасл чувствовал, что это не так. В нем не было ничего необычного или драматического – просто человек, которого никто не мог опознать. Инспектор вздохнул, подумав о телефонных звонках и письмах, посыпавшихся после публикации в прессе фотографии с подписью: «Знаете ли вы этого человека?» Множество людей были уверены, что они его знают, – дочери, которые давно разошлись с отцами; девяностолетние старухи, чьи сыновья покинули дом лет тридцать назад; бесчисленные жены, не сомневавшиеся, что на снимке изображен их пропавший муж. Только сестры почему-то были не столь убеждены, что нашли наконец исчезнувшего брата, – очевидно, сестры по натуре менее оптимистичны. И конечно, приходило множество писем от людей, видевших убитого в Линкольншире, Ньюкасле, Девоне, Лондоне, в метро, в автобусах, скрывающегося на пристани, зловеще озирающегося в темных переулках, прячущего лицо, выходя из кинотеатра. Однако при проверке все эти многообещающие сведения не дали ровным счетом ничего.