— И чего же ей тогда еще надо?
Взоры публики устремились на меня, и, загордившись подобным вниманием, я нашла разгадку самостоятельно:
— Все ясно. Ей нужен тот, кого здесь нет.
В пять лет я была, видимо, куда более развита в вопросах пола, чем сейчас. Все, кроме мамы, улыбнулись, а она, сгорая от стыда, свирепо на меня цыкнула. Я умолкла, однако, когда глазам моим предстала повелительница дриад в украшенной блестками пачке и сверкающей диадеме, сердце мое не выдержало, и я с завистью поинтересовалась:
— Мама, и сколько же ей за это платят?
С того дня в жизнь мою вошла Мариинка. Конечно, я не сразу превратилась в так называемого балетомана, а с балетоведами и вовсе нахожусь на противоположном полюсе. Большинство балетоведов (или следует сказать — балетных критиков?) отличаются тем, что стремятся заметить в выступлениях как можно больше ошибок. Я же стремлюсь получить как можно больше удовольствия и только радуюсь, если ошибки ускользают от моего внимания.
Впрочем, это не важно. Важно другое — со студенческих лет мы с моей однокурсницей и подругой Машей стали регулярно посещать Мариинку. В те застойные времена благосостояние интеллигенции было существенно выше, нежели теперь, и достать билет было проблемой. Мы приезжали на первом транспорте в кассу и часами простаивали в очереди — это мы-то, принципиально игнорирующие очереди за продуктами и безумно любящие поспать! Аза билетами на открытие сезона мы стояли целую ночь.
Не спорю, балетомания — это мания, однако, на мой взгляд, довольно безобидная. Подобных маньяков в Петербурге (и не только в нем) куда больше, нежели полагают. Это люди разных профессий, возрастов и полов, объединенные любовью к балету вообще и к Мариинскому театру в частности. Я лично знаю мальчика (впрочем, он давно уже взрослый и работает хирургом), с семнадцатилетнего возраста не пропустившего ни одной «Спящей красавицы».
Да что там этот мальчик! Есть лица, вызывающие у меня подозрение, что в течение нескольких десятилетий они каждый вечер проводят в Мариинке. За исключением дней, когда спектакля нет вообще. По крайней мере, когда бы мы с Машей ни заявились в театр, означенные лица пребывают там.
Двух самых матерых представителей этого клана с уважением зовут Зубрами. Это мать и дочь — старая Зубриха и молодая Зубриха. Молодой в данный момент под шестьдесят, а старой, соответственно, за восемьдесят. Проблем с доставанием билетов у них давно не возникает — за долгие годы они перезнакомились с капельдинерами и артистами, и их всегда кто-нибудь готов провести бесплатно. В антрактах вокруг них постоянно собирается толпа менее маститых завсегдатаев, дабы послушать квалифицированное суждение.