— А госпожа Оленская? Когда я могу ее увидеть? Старуха фыркнула, прищурилась и изобразила на своем лице нечто игривое.
— Только не сегодня. Пожалуйста, не все сразу. Госпожи Оленской нет дома.
Заметив его разочарование, старуха продолжала:
— Моя детка уехала — уехала в моей карете к Регине Бофорт.
Она умолкла, ожидая, чтобы это сообщение произвело надлежащий эффект.
— Вот до чего она меня уже довела. На второй день после приезда она надела свою лучшую шляпу и не моргнув глазом объявила, что идет навестить Регину Бофорт.
— «Я такой не знаю. Кто это?» — спрашиваю я. «Это ваша внучатая племянница и очень несчастная женщина», — отвечает она. «Она — жена негодяя», — говорю я. «Но ведь и я тоже, а вся моя родня требует, чтоб я к нему вернулась», — говорит она. Это меня окончательно сразило, и я ее отпустила. И вот наконец в один прекрасный день она говорит, что идет проливной дождь и невозможно выйти на улицу, и просит дать ей карету. «Зачем?» — спрашиваю я, а она мне отвечает: «Съездить к кузине Бофорт». К кузине! Тут я посмотрела в окно и вижу, что никакого дождя нет, но я ее поняла и разрешила ей взять карету… В конце концов, Регина — смелая женщина, и она тоже, а я всегда больше всего на свете ценила мужество.
Арчер наклонился и поцеловал маленькую руку, которая все еще лежала на его руке.
— Ну, ну, ну! Хотела бы я знать, чью руку, по-вашему, вы целуете, молодой человек. Надеюсь, что вашей жены, — насмешливо фыркнув, сказала старуха и, когда он встал и направился к двери, крикнула ему вслед — Передайте ей мой поклон, но, пожалуйста, ничего не говорите о нашей беседе.
Рассказ старухи Кэтрин ошеломил Арчера. Поспешность, с которой госпожа Оленская приехала из Вашингтона, откликнувшись на зов бабушки, казалась весьма естественной, но что она решилась остаться под кровом миссис Минготт — особенно теперь, когда та почти выздоровела, — объяснить было труднее.
Арчер был убежден, что на решение госпожи Оленской не повлияла перемена в ее финансовых делах. Он точно знал размер скромного денежного содержания, которое муж назначил ей, когда они разъехались. Без помощи бабушки на эти деньги с трудом можно было существовать, во всяком случае, в том смысле, какой вкладывали в это слово Минготты, а теперь, когда Медора Мэнсон, жившая вместе с нею, разорилась, этих жалких грошей едва хватило бы им обеим на одежду и пропитание. И все же Арчер был уверен, что госпожа Оленская приняла предложение бабушки не из корыстных соображений.
Она отличалась беспечной щедростью и порывистой расточительностью людей, привыкших к богатству и равподушных к деньгам, но при этом могла обходиться без многих вещей, которые ее родные считали совершенно необходимыми, и миссис Лавел Минготт с миссис Велланд часто удивлялись, как человек, вкусивший космополитической роскоши в доме графа Оленского, может до такой степени пренебрегать «приличиями». Более того, Арчер знал, что прошло уже несколько месяцев с тех пор, как ей урезали содержание, но за все это время она ни разу не пыталась вновь добиться расположения бабушки. Стало быть, если она переменила свое решение, то, очевидно, по какой-то иной причине.