— Ну что ж, графиня не может отрицать, что это справедливое решение вопроса, — закончил мистер Леттерблер, невнятно прочитав краткое резюме акта о распоряжении имуществом. — Вообще я должен сказать, что с нею обошлись по всей справедливости.
— По всей справедливости? — несколько иронически повторил Арчер. — Вы имеете в виду предложение ее мужа вернуть ей ее же собственные деньги?
Густые, мохнатые брови мистера Леттерблера поднялись на какую-то долю дюйма.
— Закон есть закон, мой милый, а кузина вашей супруги вступила в брак по французским законам. Следует исходить из предположения, что она знала, что это означает.
— Даже если она знала, то последующие события… — Но тут Арчер умолк. Мистер Леттерблер приложил ручку пера к своему морщинистому носу и посмотрел вниз на его кончик с тем выражением, какое обычно принимают добропорядочные пожилые джентльмены, желая внушить младшим, что неведение отнюдь не добродетель.
— Милостивый государь, я вовсе не хочу оправдывать проступки графа, но… с другой стороны… я бы не дал свою голову на отсечение… что это, если можно так выразиться, не око за око… при участии молодого ходатая… — Мистер Леттерблер отпер ящик стола и положил перед Арчером сложенный лист бумаги. — Вот донесение, итог осторожного наведения справок… — И так как Арчер не сделал попытки ни взглянуть на бумагу, ни отвергнуть предположение, адвокат уже более категорично продолжал: — Заметьте, я не утверждаю, что итог этот неопровержим, далеко нет. Но мелочи порой бывают очень весомы… и вообще, все стороны в высшей степени удовлетворены столь достойным разрешением вопроса.
— О да, в высшей степени, — согласился Арчер, отодвигая от себя бумагу.
Два дня спустя, когда его пригласила к себе миссис Мэнсон Минготт, ему пришлось выдержать еще более тяжкое испытание.
Он нашел старуху удрученной и ворчливой.
— Вы знаете, что она меня бросает? — без всяких предисловий начала она и, не дожидаясь ответа, продолжала: — О, не спрашивайте почему! У нее нашлось столько причин, что я их все позабыла. Мое личное мнение, что она просто боялась умереть со скуки. По крайней мере так думает Августа и мои невестки. И я не уверена, что я всецело ее осуждаю. Оленский — законченный негодяй, но жизнь с ним, наверное, была много веселее, чем на Пятой авеню. Конечно, мои родственники этого не признают, они воображают, будто Пятая авеню — это рай земной и рю де ла Пэ в придачу. А бедная Эллен, конечно, и не думает возвращаться к мужу. В этом она была тверда, как всегда. И потому она поселится в Париже с этой безмозглой Медорой… Разумеется, Париж есть Париж, и там можно буквально за какие-то гроши держать карету. Но она была весела как птичка, и я буду очень без нее скучать… — Две слезинки, скупые старческие слезинки скатились по ее одутловатым щекам и исчезли в необъятных складках ее груди.