и закажи обратный билет на пароход из Марселя. Ну, конечно, папа, ведь мы уже не сможем так часто бывать вместе. Чудесно! Я знал, что ты согласишься!
Чикаго дал отбой, и Арчер зашагал взад и вперед по комнате.
Они уже не смогут так часто бывать вместе. Да. мальчик прав. Конечно, и после свадьбы Далласа они еще не раз будут вместе — сама природа создала их добрыми товарищами, и Фанни Бофорт, что бы там о ней ни думать, вряд ли станет мешать их дружбе. Наоборот, насколько он успел ее узнать, она скорее присоединится к их компании. Однако прошлого не вернешь, теперь все будет по-другому, и, несмотря на всю его симпатию к будущей невестке, весьма соблазнительно воспользоваться этой последней возможностью побыть вдвоем с сыном.
И в самом деле, ничто не мешало ему это сделать, если не считать одной весьма серьезной причины — он утратил вкус к путешествиям. Мэй не любила сниматься с места без веских на то оснований, как, например, необходимость вывезти детей к морю или в горы; других причин для того, чтобы покидать дом на 39-й улице или удобные владения Велландов в Ньюпорте, она не могла себе даже и представить. Когда Даллас окончил университет, она сочла своим долгом предпринять шестимесячное путешествие, и вся семья совершила освященное обычаем турне по Англии, Швейцарии и Италии. Поскольку время было ограничено (никто не знал почему), во Францию они не поехали. Арчер вспомнил негодование Далласа, когда вместо Реймса и Шартра[191] ему предложили любоваться Монбланом, но Мэри с Биллом хотели лазать по горам — им уже надоело зевать, таскаясь по английским соборам вслед за старшим братом, и Мэй, всегда справедливая к детям, настояла на необходимости как-то примирить спортивные и артистические склонности. Она даже предложила мужу съездить с Далласом на две недели в Париж и присоединиться к ним на итальянских озерах после того, как они «осмотрят» Швейцарию, но Арчер отказался. «Будем держаться вместе», — сказал он, и лицо Мэй просветлело, когда она увидела, какой хороший пример он подает Далласу.
Но вот уже почти два года как она умерла, и нет смысла цепляться за прежние привычки. Дети настоятельно советовали ему путешествовать. Мэри Чиверс была убеждена, что ему полезно съездить за границу «посмотреть картинные галереи». Самая таинственность подобного лечения внушала ей тем большую уверенность в его действенности. Но Арчер обнаружил, что его удерживают привычки, воспоминания и неожиданная боязнь новизны.
Теперь, оглядываясь назад, на прошлое, он увидел, в какой глубокой колее он увяз. Хуже всего, что человек, неуклонно выполняющий свой долг, не может заниматься ничем другим. По крайней мере такого взгляда придерживались люди его поколения. Четкое разграничение добра и зла, честности и бесчестья, приличного и неприличного оставляло слишком мало простора для непредвиденного. Бывают минуты, когда воображение человека, так легко покоряющееся условиям, в которых он живет, внезапно взмывает над повседневностью, и тогда перед ним открываются долгие извилистые пути судьбы. Витая на этой высоте, Арчер мог только дивиться…