Тяжкое бремя плоти давно уже не позволяло миссис Мэнсон Минготт спускаться и подниматься по лестницам, и она, со свойственной ей независимостью взглядов, перенесла комнаты для приемов наверх, сама же (дерзко нарушив все принятые в Нью-Йорке правила приличия) устроилась на первом этаже, и, сидя с нею рядом у окна ее гостиной, через дверь с желтыми штофными портьерами, которая никогда не закрывалась, вы с удивлением видели спальню с огромной низкой кроватью, обитой наподобие софы, и туалетным столиком с легкомысленными кружевными фестончиками и зеркалом в золоченой раме.
Гостей миссис Минготт поражало и восхищало это заграничное расположение комнат, напоминавшее сцены из французских романов, и дома, где даже самая архитектура побуждает к безнравственности, о какой простодушный американец не смел даже и помыслить. Именно так в нечестивом старом свете жили женщины, имевшие любовников, — в квартирах, где все комнаты находятся на одном этаже в неприличном соседстве друг с другом, что и описано в тамошних романах. Ньюленду Арчеру (который мысленно превращал спальню миссис Минготт в место действия любовных сцен из «Мосье де Камора»[27]) нравилось рисовать себе ее безупречную жизнь в обстановке, прямо-таки созданной для любовных утех, однако он с немалым восхищением говорил себе, что, если б этой бесстрашной женщине понадобился любовник, она бы себе его завела.
К общему облегчению, во время визита жениха и невесты графини Оленской не было в гостиной ее тетушки. По словам миссис Минготт, она вышла погулять, что в такой ясный солнечный день — и притом в часы, когда все ездят по магазинам, — уже само по себе было весьма неделикатным поступком со стороны скомпрометированной женщины. Но, во всяком случае, ее отсутствие избавило всех от неловкости и отвело смутную тень, которую ее несчастливое прошлое могло бросить на их безоблачное будущее. Визит прошел гладко, как, впрочем, и следовало ожидать. Старую миссис Минготт очень обрадовала помолвка, которую давно предвидела и одобрила на семейном совете бдительная родня, а обручальное кольцо с крупным сапфиром, вставленным в невидимые лапки, привело ее в полный восторг.
— Конечно, в этой новой оправе камень выглядит более эффектно, но для глаз, привыкших к старине, он может показаться голым, — пояснила миссис Велланд, искоса бросив примирительный взгляд на будущего зятя.
— Для глаз, привыкших к старине? Уж не на мои ли это глаза ты намекаешь, милочка? Я люблю все новое, — сказала прародительница, поднося камень к своим ясным маленьким глазкам, никогда не знавшим очков. — Очень красиво, — добавила она, возвращая кольцо, — очень богато. Правда, в мое время хватало и камеи, обрамленной жемчугом. Но ведь кольца красит рука, не правда ли, дорогой мистер Арчер? — и она помахала крошечной ручкой с острыми коготками и складками жира, которые, словно браслеты из слоновой кости, охватывали ее запястья. — Руки у Мэй крупные — от этого теперешнего спорта суставы раздаются вширь, — но кожа белая. А когда свадьба? — перебила она себя, глядя в лицо Арчеру.