Подносы мигом опустели. В гостиной кто-то включил магнитофон Берни, и несколько парочек вышли в круг.
«Танцующие уроды», – думал Берни, чувствуя себя незваным гостем на этом странном празднике китайской кухни и европейского идиотизма.
Ему уже даже начало казаться, что все происходящее – неожиданно настигший его сон, а раз так – не имеет смысла кричать, возмущаться и гнать всех прочь, Не лучше ли просто присесть на диван и расслабиться?
Неожиданно среди всей этой толкотни и неразберихи он увидел Стефанию.
На ней было настоящее японское кимоно розового цвета и традиционные деревянные колодки на ногах.
В руках – веер.
Даже волосы она убрала в духе страны Восходящего Солнца, что ей, кстати, весьма шло.
Стефания семенила между танцующими, хитро поглядывала на Берни и загадочно улыбалась.
Теперь он знал, что не спит.
– Убирайтесь все прочь, – сперва совсем тихо сказал он.
За шумом музыки его никто не услышал. И тогда он набрал побольше воздуха в легкие и гаркнул, призывая незваных гостей не задерживаться в пределах его квартиры и тем самым не нарушать законов свободы личности.
«Уроды» оказались на удивление понятливыми. Они повставали с пола, со стульев, с дивана и, оставив включенным орущий магнитофон и грязную китайскую посуду – где попало, медленно потянулись к выходу.
– А вот ты останься, – окликнул Берни Стефанию, которая уже шла следом за всеми.
Она оглянулась. Замешкалась. На ее губах по-прежнему играла легкая улыбка. Они теперь были вдвоем среди царящего повсюду беспорядка и запустенья.
– Если ты хочешь, чтобы я осталась, – сказала девушка, складывая веер и внезапно принимая серьезный вид, – отныне все должно быть по-моему.
Он кивнул, и тогда она одним взмахом руки распустила прическу, снова превратив ее в гриву непослушных волос.
Только когда Стефания завязала последний узелок и вышла из-за спины Берни, он почувствовал, что не может пошевельнуть ни рукой, ни ногой.
Предложив все это как игру, она по-настоящему связала его, за руки и за ноги приковав к деревянному столбу, подпирающему потолок в холле. Столб был декоративным, однако строители постарались от души и вколотили его в пол так, что его нельзя было ни вырвать, ни сломать.
– Что ты еще задумала? – спросил Берни, глядя на девушку, которая теперь стояла прямо перед ним и задумчиво гладила длинными пальцами его напряженное бедро.
Берни стоял совершенно голый, как римский раб, которого за неповиновение привязали к позорному столбу – руки над головой, ноги больно трутся щиколотками. Сейчас хозяйка должна была решить его жалкую участь.