Вот она же, уже на соседнем с нами диване, жадно присосалась к детородному органу второго шведа, а первый сидит рядом и с равнодушным видом зондирует пальцем ее достоинства, скрытые между ягодиц.
Вот уже в дело, не снимая очков, вступает вторая шведка, которую тоже «исследуют» с обеих сторон.
Наконец, друг за друга принимаются мои скромные очкарики. Я как сейчас вижу широкий круп девицы и размазываемую по нему членом блестящую жидкость.
Это было одновременно и гадко, и интересно, и как-то уж больно обыденно.
Мазохист попросил Метте, чтобы она занялась его воспитанием.
Метте молча курила и слушала его униженную болтовню.
Говорили они на своем дурацком языке, но я могла понять, что у моей подруги сегодня нет настроения – едва ли парень стал бы приставать к ней, не зная о ее склонностях заранее.
Тут я неожиданно для себя самой обратилась к Метте и поинтересовалась, правильно ли я догадалась о том, что парню нужно, и не могла бы я заняться им вместо нее.
Метте посмотрела на меня с нескрываемым интересом и по-английски сообщила «рабу», что берет его, но при одном условии: он будет делать то, что захочет ее подруга, то есть я.
Парень, уже некоторое время стоявший перед нами на коленях, вместо ответа радостно наклонился и поцеловал мой сапог.
Я вся дрожала от не знакомого мне до сих пор восторга, когда вставала с дивана и видела, что парень по-прежнему лежит у моих ног и даже не предпринимает попытки подняться.
Я почувствовала, что действительно владею им, этим совершенно посторонним мне человеком. Непередаваемое ощущение!
Такое ощущение, боюсь, испытывают разве что маньяки. Ощущение своего превосходства над беспомощной жертвой и полной безнаказанности любых действий по отношению к ней.
Маньяк не любит свою жертву.
Именно поэтому какие бы то ни было изощренные игры между любовниками напрочь лишены подобной остроты.
Помню, как один мой знакомый в пылу откровения признался, что в юности мечтал повелевать женщинами, подчинять их свой воле и делать с ними все, что захочется. Потом у него стали появляться любовницы. Он проводил в ними легкие эксперименты – «походи передо мной на четвереньках», «поцелуй мне руку», «пойдешь в туалет, не закрывай дверь» и т. п., – и все до единой соглашались на такое, о чем можно разве что прочесть в «крутых» порнороманах.
Но он при этом ничего не испытывал. Он любил этих девушек. И понимал, что они идут на подобные унижения тоже исключительно из-за привязанности к нему.
Отношение к человеку не просто нелюбимому, а вовсе постороннему обостряет восприятие эротичности ситуации.