Уголок его рта приподнялся, как бы обозначая улыбку.
– Мой тоже.
Марсия смягчилась. Сэму ведь не легче, чем ей. Она откашлялась и приступила к делу:
– А где же… где же Кайла? – В угоду Сэму она не употребила слова моя дочь. Просто Каша. – В церкви.
– Одна? – На какую-то долю секунды Марсия ошутила себя виноватой: из-за нее Кайле пришлось пойти в церковь без отца. Без Сэма, мысленно поправила она себя!
– Нет, не одна.
Не одна?! Марсия сразу вспомнила шутливые слова Кайлы о том, что она скоро дорастет до свиданий и сделает Сэма дедушкой. Неужели детство дочери так и промчалось мимо нее?
– Надеюсь, с подругой?
– Ну конечно же, с подругой, – усмехнулся Сэм. – А вы что подумали? Ей же ведь всего двенадцать лет.
Задетая его насмешливым тоном, Марсия залилась краской смущения. Разве ее вина, что она так мало знает о собственной дочери?
Официантка принесла две большие толстые кружки, наполненные дымящимся кофе.
Марсия принялась за него с наигранным рвением: сосредоточенность на коричневой жидкости в кружке избавляла ее от необходимости смотреть на своего визави, хотя ей не терпелось первой начать разговор.
– Что вы хотите? – внезапно спросил Сэм, перехватывая инициативу.
Марсия подняла голову от кружки и не опустила глаза, встретив его хтой, мрачный взгляд.
– Хочу участвовать в жизни моей доче быть ей матерью.
– Вы хотите отобрать у меня Кайлу.
Сказал – словно положил между ними увеси стый камень.
– Да нет же, я ведь уже вам объясняла. Честно говоря, больше всего на свете мне бы хотелось именно этого: повернуть назад стрелки часов и забрать ее до того, как вы взяли ее на руки. Но это – увы! – невозможно. Я потеряла тринад цать лет жизни моего ребенка. Никогда я не увижу, как она делает первый шаг, не услышу ее первого слова. Не явлюсь ей Санта-Клаусом и не спрячу подальше от нее пасхальные яйца. Это в невозвратимом прошлом.
По мере того как она говорила, глаза Сэма темнели все больше. Он с такой силой обхватил кружку большими ладонями, что на фоне загоревшей кожи резко обозначились белые костяшки пальцев. Жилы на обнаженных руках напряглись. Еще минута, казалось Марсии, и он раздавит кружку.
– Будь у меня хоть малейшая возможность отобрать у вас Кайлу, не причинив ей при этом боли, я бы легла костьми и добилась своего, – продолжала Марсия. – Но, по моим наблюдениям, вы любяший отец, а она счастлива. И ее счастье для меня куда важнее, чем мое собственное.
Все это Марсия уже думала и передумала, но высказанное словами признание причинило ей острую боль, наполнило горечью утраты, ибо никогда уже Кайла не будет ей дочерью в полном смысле этого слова.