– Но вы же охотитесь и едите мясо!
– Это лучше, чем голодать.
– Ах, да, это свойственно человеку – когда мы хотим выжить, то никого не жалеем и перестаем быть щепетильными! – Он улыбнулся. – Варенье здесь, я полагаю, большая роскошь?
– Да.
– А из кролика мог получиться прекрасный ужин?
– Да.
Генри перестал улыбаться:
– Тогда какого черта вы его похоронили?
– Я не знала, будете вы это есть или нет.
Он начал что-то чертить указательным пальцем на влажной земле. Потом сдвинул брови и задумчиво произнес:
– Нет, я бы не стал его есть…
– Почему?
Генри поморщился, затем поднял голову и посмотрел на Речел.
– Потому что не было ни охоты, ни погони. Кролик стал жертвой природной стихии. У него не было возможности выжить. Он умер у нас на руках. Вернее, у вас на руках… – Он стер рисунок ладонью, стряхнул с нее грязь и поднялся, чтобы подбросить дров в огонь. Лучше бы вы поспали еще, Речел! До смены целых два часа.
Она свернулась калачиком и закрыла глаза. Вот и закончился их короткий разговор, вопросы заданы, ответы услышаны. Но они снова убедили Речел в том, что у нее с мужем очень много общего. Она даже испугалась этой мысли. До сих пор Генри казался ей независимым, способным уйти от нее в любую минуту, и Речел утешала себя, говоря, что эта потеря будет не столь уж страшной. Муж обещал, что покинет ее, когда закончится срок договора. Он не проявлял никакого интереса к их совместной жизни. Генри даже не спрашивал, что его ждет, как будто боялся услышать неприятный для себя ответ.
– Генри? – позвала она, услышав, что муж возвратился на место.
– Спите, Речел, – отозвался он.
В голосе его было больше апатии, чем раздражения. Это придало Речел смелости. Она продолжила:
– Генри, доброта здесь тоже большая роскошь. Поэтому ее раздают не слишком щедро.
– Доброта, – произнес Генри, – везде роскошь, которую окружающие не могут позволить по отношению к другим.
Речел услышала в его словах горечь, исходившую из самой глубины души, которая оставалась для нее недоступной.
– Моя доброта вам ничего не будет стоить, Генри. И не нужно бросать ее мне в лицо.
Засыпая, Речел спрашивала себя, сколько раз Генри становился жертвой сил более могущественных, чем он сам. Сколько раз страдал в одиночестве, не зная главной человеческой роскоши – доброты.
– Я постараюсь это запомнить, Речел, – расслышала она сквозь сон шепот Генри.