Ритуальная смерть и возрождение являются существенным аспектом переживаний шамана и пути знания вообще, где бы они ни возникали. Поскольку воин пережил разрушение своих старых путей и был «приготовлен» бессознательным, то может сказать, что он уже мертв.
Мы можем вполне сознательно поддерживать и развивать в себе это отношение воина. Например, существуют моменты, когда мы охвачены страхом и тревогой, потому что, сознательно или полусознательно, мы ожидаем самого худшего. В той степени, в какой мы этим ограничены и стеснены, ограничены и наши возможности и стеснены нашим страхом; мы уклоняемся от самого вызова. Альтернативой в такой ситуации является, как считает дон Хуан, осознание того, что все худшее уже случилось, и следует все это принять. Воин может нарочно приветствовать это худшее для того, чтобы узнать его секрет. Худшее может даже обернуться самым лучшим шансом. Если худшее оказывается неудачей, то может возникнуть потрясающее чувство освобождения от возможности неудачи, будь это провал на экзамене, крушение брачного союза или потеря работы.
В "Особой Реальности" дон Хуан объясняет, что воин способен найти пищу, потому что он не голоден, и в состоянии остановить то, что наносит ему вред, поскольку не чувствует боли. Не выдержать голод и избегать боли — это не путь воина. Голод и боль являются символическими комплексами. Они имеют жесткий и ограниченный набор привычек и схем поведения и обычно доминируют в поле сознания. Воин вовсе не игнорирует свой голод или свою боль — в конце концов они тоже часть его пути, но он эффективно работает с этими комплексами, поскольку не идентифицируется с ними и не следует их привычкам.
Для описания бесконтрольного подчинения комплексу дон Хуан часто использует слово «потворство» (indulgence). Потворство отождествляется с комплексом, будь это комплекс эго или какой другой, появляющийся из бессознательного. Если возникают подавленное настроение, сила побуждения или какое-то желание, то «потворствовать» (индульгировать) означает слепо принимать те предпосылки, цели и эмоции комплекса, которые за ним находятся. До тех пор, пока мы находимся в этих сетях, мы не можем по-настоящему их видеть. Поэтому воин умышленно выражает свое настроение или желание; он тренирует контролируемую несдержанность. Безупречность воина заключается в его способности испытывать как бессознательное, так и границы, относимые к эго, не отождествляясь при этом ни с тем, ни с другим. Несдержанность оказывается отрицательной, когда подавлен контроль, и сам контроль становится отрицательным, когда он оторван от своей противоположности, несдержанности. Вместе они образуют настроение воина, чьим путем является равновесие. Дон Хуан говорит, что воин — "пленник силы". Работая с бессознательным, воин сталкивается со своей судьбой и личным мифом. Однако воин повязан необходимостью выполнить ту задачу, которую перед ним ставит его бессознательное. Хотя воин охраняет свою свободу и избегает рутинных схем комплексов, его единственным выбором в этой свободе является стать самим собой. Воин ищет жизнь в связи со своей тотальностью, всеобщностью или с тем, что Юнг называл архетипом Самости. Эта тотальность, однако, накладывает на воина свои требования, и, таким образом, он оказывается пленником той Самости, которую он ищет. Как писали алхимики: "Этот камень [философский камень, цель алхимического процесса] пребывает под тобой, как повиновение, и над тобой, как повеление."[98] Юнг истолковывает это высказывание следующим образом: