Грохот взрыва и упругая взрывная волна дошли до дворцовой ванны в момент, когда Вадик, только только открывал кран горячей воды в душе. Накинув банный халат прямо на голое тело (его карикатуры в неподобающем виде потом примерно с месяц мелькали как в крайне левой, так и в крайне правой прессе) Вадик вылетел на улицу. Позже, вечером, пытаясь проанализировать события этого длинного дня, в который он, по чистой случайности, пережил первое, но далеко не последнее покушение, он никак не мог понять одного. Ну за каким хреном его вобще понесло на улицу, к месту взрыва? Туда, где все еще кисло воняло взрывчаткой, где кто — то в голос орал, что — то горело, и не факт, что не поджидал его еще один «бомбист»? Да еще и практически голым, ну куда было так торпиться?? Только после третьего бокала коньяка, прижимая к себе все еще дрожащую от страха княгиню (прослышав о взрыве, она сматериализовалась во дворце через невозможные для транспорта начала века полтора часа, и долго убеждала Вадика, что "она во сем виновта, и на ней висит рок, смертельный для каждого полюбившего ее") он понял. В нем, сработал Банщиковский рефлекс военного врача. Если что — то, где — то взорвалось, и там орут от боли раненые, то когда все нормальные люди бегут ОТ взрыва, его ноги сами, без вмешательства головы, несут прямо его к эпицентру…
Среди дымящихся обломков экипажа, лежало два изуродованных тела. Кучер погиб прямо на козлах, а дворецкий, нашедший розы и успевший вытащить их из под кожаного сиденья, сейчас лежал в саване из нежно розовых лепестков. Помощь им уже не требовалась. Зато пятеро случайных прохожих и пара солдат караула пострадали от осколков адской машины и щепок кареты. Неподалеку еще двое солдат и матрос (легко раненый еще при прорыве из Чемульпо кочегар с «Варяга», который сопровождал доктора Банщикова еще в его вояже на катере, и добравшийся с ним аж до самого Питербурга, где Вадик упросил командование Гвардейского экипажа оставить его у себя, в качестве ординарца и посыльного), несших караул у ворот дворца крутили руки вырывающегося человека, который весело орал что — то непотребное. Решив, что истерика подождет, Вадик для начала наложил жгут (единственной подходящей веревкой, бывшей под рукой, оказался пояс халата, так что вид полуголого доктора, спасающего жителей Питера от «бомбистов», потом долго еще был темой салонных анекдотов) на оторванную руку господина средних лет, не дав тому истечь кровью. Второй он проверил лежащую рядом с ним даму — без сознания, сотрясения мога вроде нет, видимых ран и повряждений серьезнее пару ссадин тоже нет, скорее всего обморок или легкая контузия. Перевязывая проникающую рану на боку пробегавшего на свою беду мимо мальчишки посыльного, прикидывая насколько тому повредило легкое, и как избежать пневмоторакса, Вадик наконец то расслышал что именно орал удерживаемый солдатами и подоспевшим городовым «сумашедший».