Видели когда-нибудь, как на древнеегипетских фресках изображалось катание фараона по Нилу? Рядом с лодкой там всегда нарисованы такие маленькие птички, типа отожравшихся воробьев. К нашему времени в живых не осталось ни единого фараона, но птички были на месте и целыми стаями носились над водой.
Круизы по Нилу уже лет десять как запрещены египетскими законами. Террористическая угроза: прогулочные кораблики – слишком легкая мишень для моджахедских гранатометов. Это не помешало мне дойти до набережной, нанять на пристани возле площади Тахрир арабскую пирогу и устроить себе маленький одноместный круиз. Причем за деньги, за которые в Петербурге любому водителю было бы влом довезти меня даже от дома до метро.
Пирога принадлежала двум заспанным флибустьерам. Они только что проснулись и носом чуяли: я несу им наживу.
– Мистер! Мистер! Хотите почувствовать себя фараоном?
– Нет. Фараоном не хочу.
– Мистер! Фараоном… Почувствовать…
(Черт! Они совсем не понимают по-английски!)
– Я хочу доехать до района Фустат. Вы знаете, где это? Фустат! Понимаете?
– Фустат? О, Фустат! Сюда! Сюда! Сейчас вы почувствуете себя фараоном!
Над Каиром лежал утренний туман. Берегов было не рассмотреть. Мы договорились, куда именно парни меня довезут, и я отдал им деньги. Сразу после этого флибустьеры забыли о том, что собирались ехать в Фустат, зарулили в грязную нильскую протоку и долго писали с борта в воду.
– Хотите курнуть, мистер? Отличный хэш.
Они произносили это слово как «аш».
– Не хочу.
– Зря. Помогает проснуться.
Было очень тихо. Даже Нил почти не журчал. Потом мы наконец поехали. Пирога разогналась довольно прилично. В лицо бил холодный ветер. Еще дома, в Петербурге, я застудил себе коренной зуб, и он до сих пор побаливал. Я чувствовал, что голова моя опять замерзает, и боялся, как бы зуб не стал болеть сильнее.
Я взял у лодочников одеяло и укутался в него по самый нос. Одеяло жутко пахло грязными телами и еще более грязными носками писающих в воды Нила и курящих черт знает что каирских флибустьеров.
До Каира я добирался с пересадкой в Германии. В транзитном аэропорту во Франкфурте я просидел больше четырех часов. Просто рассматривал громадное, размером со стену, тонированное стекло.
Скоро объявят посадку в самолет. Лайнер разгонится и взлетит. Я немного попереживаю из-за того, как там по прилете все выйдет с отелем, и еще подумаю о том, как не хочется возвращаться в серый зимний Петербург… а возвращаться и не придется.
Какова ты на вкус, моя собственная смерть?
Скажем, я сижу у иллюминатора. Снаружи виден кусочек «боинговского» крыла. Словно в замедленной съемке крыло трескается, крошится под жутким давлением встречного воздуха, разделяется на множество мелких зазубренных осколков. Один пробивает обшивку самолета и сносит мне полчерепа. Из всего самолета я погибаю первым, а остальные спустя минуту.