Мариванна тем временем забрала Машины шорты и футболку, выдала вместо них пижаму с высоким воротом, розового цвета, с вышитыми по рукавам фиалками.
— Это наша больничная одежда, если ты не будешь аккуратной, нам придется подобрать тебе что-то менее красивое, — предупредила девушка. Маша заверила ее, что будет очень аккуратной. Она нашла в кармане пижамы свои зеркало и кулон, с благодарностью посмотрела на Мариванну.
— Ну смотри, а то есть у нас один мальчик, Либрант, он любую одежду умудряется разорвать на полосочки.
Скоро я начну обматывать его заклейкой, — она указала на пленку на Машиной руке.
Пришел доктор, сел за стол, смахнув, не глядя, то, что не успела убрать медсестра, достал карточку и принялся быстро писать, задавая Маше вопросы резким голосом:
— Фамилия, имя, адрес, родители, чем занимаются…
Маша отвечала абсолютно честно, полагая, что охранник и так все про нее рассказал, а мужчина исправно записывал, не показывая, что ее слова кажутся ему странными.
— Послушайте, доктор, мы зря тратим время, — решилась сказать Маша. — Я не знаю, кто такие «задумчивые», наверное, вы сможете легко определить, что я не такая. Я действительно приехала по очень важному делу, вы могли бы мне помочь.
— Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы подключились к Лабиринту Иллюзий?
Маша поняла, что ответ на этот вопрос очень важен, даже Мариванна бросила свои дела и с напряженным вниманием следила за развитием событий.
— Я ничего не знаю о Лабиринте Иллюзий, — тихо, но твердо сказала Маша. — Я никогда к нему не подключалась. Я абсолютно здорова, мой отец — детский врач.
— Она не помнит, Алексавей Борислович! — с отчаянием сказала медсестра. Врач молчал, но в его взгляде Маша прочла сострадание. Они почему-то жалели ее и при этом абсолютно не верили ее словам. Это вывело Машу из себя, но она понимала, что, если сейчас начнет кричать, сердиться, доказывать свою правоту, они примут ее за опасного психа и вышлют куда подальше.
— Поверьте, — настойчиво сказала Маша, — я действительно в своем уме, наверняка это можно хоть как-то выяснить.
— Шесть месяцев групповой терапии, пусть ведет дневник своих иллюзорных воспоминаний. Запрет на переписку, прогулка в саду только в сопровождении персонала. В случае беспокойства снотворное на ночь. После завтрака и обеда — настой лесного прохладника, — начал диктовать доктор, не глядя более на девочку.
— Шесть месяцев? — в ужасе переспросила Маша. — А когда меня отсюда выпустят, доктор?
— Когда вы вспомните ваших родителей и сможете внятно сказать ваш адрес, ответил Алексавей Борислович. — Дома вы можете верить в ваши фантазии сколько вам угодно, при условии, что вы отделяете их от реальности.