Короче говоря, у меня имелись основания ценить выпадающие на мою долю свободные дни и недели. Теперь же, благо работоспособность моя восстановилась, я надеялся провести их в высшей степени плодотворно.
Отключив телефон и запершись на несколько дней дома, я дописал статью для «Известий Всесоюзного географического общества», набросал несколько заметок для популярных изданий, прочитал корректуру своей книги, а затем отбыл в Ленинград, где отлично поработал в библиотеке Географического общества.
Вернувшись в Москву, я узнал, что Березкин уже несколько раз звонил и просил заехать к нему безотлагательно.
Я застал своего друга в настроении, которое не назвал бы безоблачным. Он сам признался в этом и добавил:
— Ничего не могу тебе объяснить. То ли немножко устал, то ли неопределенность раздражает. Да, скорее всего неопределенность. Такое ощущение, что забрались мы далеко, а толку — на грош. И кажется, что не выпутаться нам из всех этих историй. Я говорил тебе, что ваза меня заинтересовала. Но можно ли из нее еще что-нибудь выжать? Я не уверен. Если не появятся дополнительные материалы для хроноскопии — считай, что время потрачено зря.
Я знал, что моему другу подчас свойственны приступы пессимизма. Но обычно случалось так, что один из нас сдавал в тот момент, когда другой, как говорится, находился на подъеме. Поскольку я занимался совершенно иными делами, то раздумья о неудачах хроноскопии отнюдь не вымотали меня. Наоборот, я привез из Ленинграда изрядный запас бодрости, а как вести себя с захандрившим Березкиным, мне было отлично известно.
— Удалось тебе исправить хроноскоп? — спросил я.
— И тут ерунда какая-то, — сказал Березкин. — Провозился с хроноскопом несколько дней и убедился, что он в полной исправности.
— А пробовал ставить те же самые вопросы?
— Конечно. Вдоволь налюбовался и на Зальцмана, и на Черкешина.
— В таком порядке они и появились — сначала Зальцман, за ним — Черкешин?
— Случалось и наоборот. А какое это имеет значение? Я задумался — интуиция подсказывала мне, что даже такой мелочью не следует пренебрегать.
— Покажи-ка мне контрольные сеансы хроноскопии, — попросил я.
— А! Контрольные! — улыбнулся Березкин. — Знаешь, что я совершенно случайно открыл?
Березкин выдержал торжественную паузу и сказал:
— Рука об руку с золотым человеком стоял — кто бы ты думал? — черный человек! Аф-ри-ка-нец!
— Не может быть, — тихо сказал я, пораженный неожиданным сообщением. Или… Или это нечто фантастическое. Ты уверен, что не ошибаешься?
— Да что с тобой? — удивился Березкин. — Что ты так разволновался? Ничего же сложного, и ошибка практически исключается. На золотой руке сохранились следы черни или потемневшего от времени серебра, и заключение хроноскопа вполне логично.