Рогачев позвонил мне утром, в те часы, когда я обычно работаю и не подхожу к телефону.
— Слушай, старик, — сказал Рогачев. — Мы тут еще раз посоветовались… В общем, институт для тебя открыт… Годик поработаешь — в старшие научные проведем, а там и до лаборатории рукой подать. Сам знаешь, даже филологи теперь с кибернетикой братаются. Но я не тороплю-уговор помню. А что с Сахаровым поработать намерен — одобряю.
— Тебя-то почему Сахаров интересует?
— У меня с ним мало деловых контактов, — сказал Рогачев. — Так, давнее знакомство. Хоть он и философ, а в истории покопаться любит. Ну, а я философии не чужд, сам знаешь. Вот иногда и консультируемся. А интересует меня хроноскоп, всестороннее испытание его… Слыхал, наверное, как хорошо открытие коссов прозвучало?.. Только и разговоров, что о рогачевской экспедиции. Как ни суди, а коллектив себя отлично зарекомендовал… Открытие коссов — это же вроде открытия шумеров… этим… ирландцем… ассириологом…
— Хинксом?
— Да. Вылетело имя из головы. Тоже, понимаешь, за письменным столом открытие произошло… Ну, не буду задерживать. Работай. А Сахарову — помоги.
— Поможем, если он найдет петроглиф, — сказал я.
…Самое удивительное, что Сахаров действительно нашел его. В июле, уже после того как Дягилев отправился на Чукотку, мы получили от Сахарова телеграмму с просьбой немедленно вылететь в Туву.
— Вот так! — сказал мне Березкин (он немножко важничал). — Вот что значит квалифицированный анализ действительности. Конечно, это не открытие коссов. Но…
Березкин еще перед Новым годом запланировал в своем институте полевые испытания хроноскопа и средствами для поездки располагал неограниченными. Правда, несмотря на все разумные доводы, несмотря на вполне объяснимую радость Березкина, предсказавшего петроглиф, ко мне иногда возвращалось ощущение, что собираемся мы стрелять из пушки по воробьям. Но Рогачев и тут помог: как-то раз он вновь позвонил мне и сказал, что у подножия Танну-Ола начаты крупные археологические раскопки и он уже распорядился, чтобы археологи предоставили нам для хроноскопии все, что нас заинтересует. Эти дополнительные обстоятельства и склонили окончательно чашу весов в пользу хаирханской пещеры.
Мы решили не лететь в Туву, а ехать на платформе, погрузив на нее машину с хроноскопом. И мы поехали-дорогой, по которой мне приходилось проезжать много раз… Много раз. Но первый был-из Москвы на восток, когда немцы подошли к столице и началась эвакуация детей и женщин, Второй раз-обратно в Москву, из сибирской деревни в университет… А потом, уже студентом географического факультета, — в Туву. А потом-из Тувы. Последнее-памятно. Был то первый послевоенный год-еще не кончился сорок пятый — и поезда на сибирской трассе брались штурмом. Поезд нам с моим спутником, уже немолодым геоморфологом, бывшим фронтовиком, взять штурмом не удалось-мы захватили в Ачинске лишь переходную площадку, которые в то время не прикрывались гофрированными стенками, как теперь. Где-то у Юрги началась пурга — сильнейшая, со встречным ветром. Нас заметало, мы коченели. И пытались согревать руки одной фляжкой на каждой станции я бегал за кипятком. И так-двести километров, до Новосибирска…