По-прежнему с завязанными глазами, Сара вдруг ощутила, что на нее набросили полотенце, начали растирать – где с нажимом, где нежно, едва касаясь. Волосы ее были подобраны и скреплены заколками – он освободил их, и она услышала, как он берет с полки щетку. Расчесывать их Энтони принялся от корней и вниз – неторопливыми, осторожными взмахами – но там, где они кончались, Энтони продолжал вести щетку вниз, по пояснице, ягодицам – не царапая ножу, но достаточно сильно для того, чтобы ее начала бить дрожь. А еще Сару мучило любопытство. Он как бы заигрывал с болью – он не причинял ее, а лишь провоцировал, хотя Сара знала, что мог бы и причинить. Подавшись назад, она ногтями вцепилась сквозь рубашку ему в бок. Пусть и он знает.
Он остался у нее, и где-то после полуночи Сара проснулась, обнаружив, что лежит, свернувшись калачиком у его спины, касаясь губами его позвоночника. Но проснулась не окончательно – сон еще висел в ее глазах – и поэтому собственный голос доносился до нее как бы издалека. Едва слышно она как бы выдохнула:
– Я люблю тебя.
И тут же ощутила, как тело Энтони чуть заметно дрогнуло.
– Я люблю тебя, – почти неслышно ответил он. Сара не была уверена, что разбудила его, она сомневалась в этом. Точно тан же, как утром она сомневалась в том, что слова эти были произнесены. Ни один из них не вспомнил о них – и вряд ли когда-нибудь вспомнит, подумала Сара.
На съемочной площадке, следя за тем, как актеры облачаются в свои костюмы, Сара время от времени погружалась в размышления о том кратком моменте, как бы зависшем между пробуждением и сном. Возможно, именно в такие моменты звучит правда, а может быть, всего лишь нечто похожее на нее. Слишком уж много было других – когда ее чувства к Энтони не имели ничего общего с любовью.
А еще ее мучила тревога за Белинду. Через пару недель предстояло предварительное слушание, почти наверняка впереди ждал суд, и Сара не знала, насколько Белинда окажется готовой к нему.
К Рэнди она относилась с ровным дружелюбием, будучи, похоже, единственной женщиной на съемках, не пытавшейся соблазнить его. И, как обычно это случается в подобных ситуациях, именно поэтому привлекла к себе его интерес. Сама же Сара была очарована Ганнибалом – в антропологическом, или, точнее, психоаналитическом смысле. Когда Ганнибал не был занят перед камерой, Рэнди возил его в специальном кресле на колесиках, доставляя таким образом своему питомцу радость общения с людьми. Он объяснил Саре, что ходить на задних конечностях для Ганнибала все-таки противоестественно, поэтому кресло, сберегая его энергию, позволяет орангутану быть все же достаточно общительным существом. Сара поймала себя на том, что все больше поддается обаянию примата. Его пальцы, касавшиеся ее лица, всегда были нежными и любопытствующими, а во взгляде светилось нечто, напоминавшее вековую мудрость. Сара допускала возможность того, что Рэнди может истолковать ее привязанность к орангутану как проявление интереса к нему самому, однако это соображение нисколько не отдалило ее от Ганнибала, который начинал ей нравится куда больше, чем остальные участники съемок.