В этом Сара оказалась на удивление прозорливой. Роман с продюсером свелся к нескольким вечерам, когда они занимались любовью; спать вместе они не спали, в ресторанах и кинотеатрах не появлялись, и звонил-то он ей только изредка. А последний раз из своей машины – чтобы поставить ее в известность о том, что «в плане эмоциональном» он «еще не готов порвать со своей женой». Поэтому встречаться с Белиндой больше не может.
Белинда явилась к ней вся в слезах, и Саре пришлось одновременно успокаивать подругу и заниматься ее образованием.
– Знаешь, почему он никогда не появлялся с тобой в городе? – спросила она, пока Белинда опустошала картонку с бумажными носовыми платками. – Да он просто боялся, что об этом пойдут сплетни и жена устроит ему разнос. Вот какое понятие о совести у этого ничтожества. Ему не хотелось, чтобы тебя видели рядом с ним.
С самой Сарой такого не случалось. Она сразу же понимала, что этот – лжец, и вариант «почему бы нам не поесть пиццы у меня дома» никогда бы не сработал. Не бывало у нее и таких приступов тоски, как у Белинды, – у той слезы брызгали из глаз всякий раз, как только из автомобильного приемника раздавалось что-нибудь вроде знаменитого хита «Мост над бурными водами». Для Сары проблема состояла в том, что и взлетов у нее тоже не было – обезопасив свое сердце от посягательств со стороны мужчин, она лишила последних возможности даже приблизиться к нему.
Фантазия ее не знала пределов. Лежа ночью в постели, Сара позволяла воображению довести себя до такого оргазма, который не мог бы вызвать ни один мужчина в реальной жизни. Безусловно, они присутствовали в ее ночных видениях, как, впрочем, и женщины, хотя в действительности Сару не очень увлекала мысль заняться любовью с существом во всем себе подобным. Но тем и прекрасны были фантазии, что в них не существовало никаких запретов или ограничений.
При желании там можно было сменить все: сцену, действующих лиц, декорации. Две женщины и мужчина вдруг превращались в двух мужчин и женщину – если так было интереснее. Но чаще это все-таки были две женщины и мужчина, и Сара могла представить себя кем угодно – хоть мужчиной. В ночном мире это было совершенно естественным: иметь член и чувствовать, как он все глубже проникает в женское тело, которое становится все более влажным, которое напрягает все свои мускулы, чтобы выжать из него все до капли. Однако тут же Сара могла стать женщиной – любой из двух, собственно говоря. Той, что лежала на спине, раскрыв свои ноги навстречу мужчине и свой рот – навстречу женщине, что сидела на ней верхом. Она знала вкус женщины – густой и сладкий, она стремилась к нему, ей не терпелось ощутить его кончиком языка. Она слышала, как женщина, сидящая на ней верхом, просит ее войти еще глубже, до конца, до самого конца.