– Что за неприятность? – спросила я, вглядываясь в их лица. Марта сморкалась в свой носовой платок.
– Небольшая неприятность, – снова сказал мистер Джентльмен, и приходский священник повторил его слова.
– Где она? – настойчиво спросила я.
Я хотела наконец увидеть её. Никто мне не ответил.
– Расскажите же мне всё, – сказала я.
Мой голос прерывался от волнения, и тут я поняла, что веду себя грубо со священником. Я повторила вопрос более вежливо.
– Расскажите ей, надо ей всё рассказать, – услышала я у себя за спиной слова Хикки.
Я повернулась, чтобы спросить у него, но мистер Бреннан отрицательно покачал головой, а Хикки покраснел так, что это было видно даже под серым слоем его двухдневной щетины.
– Отведите меня к маме, – взмолилась я и бросилась бежать к двери и дальше, по бетонным ступеням.
На последней ступени кто-то поймал меня за пояс моей куртки.
– Мы не можем сделать это сейчас, не сейчас, Кэтлин, – сказал мистер Джентльмен, и я подумала, что это очень жестоко с их стороны, но не могла понять, почему.
– Почему? Почему? Я хочу видеть её, – кричала я, пытаясь вырваться из его рук.
Я чувствовала в себе столько сил, что была готова пробежать все пять миль, отделяющие меня от Тинтрима.
– Ради Бога, да расскажите же вы девочке всё, – сказал Хикки.
– Замолчи, Хикки, – бросил ему мистер Бреннан и подвел меня к краю тротуара, где стояло несколько автомобилей.
Около них собрались люди, все что-то тихо говорили и обсуждали между собой. Марта помогла мне сесть на заднее сиденье их машины, но, перед тем как она закрыла за мной дверь, я услышала, как один из говоривших на улице сказал:
– После него остались пятеро детей.
– После кого остались пятеро детей? – спросила я у Марты, схватив её за руку. Я всхлипывала, звала её по имени и умоляла её сказать мне правду.
– Это Том О'Брайен, Кэтлин. Он утонул. Вместе со своей лодкой и ещё, ещё… – она бы скорее онемела, чем сказала бы мне всё, но я поняла по выражению её лица.
– И мама? – спросила я.
Она кивнула головой и обняла меня за плечи. И тут же мистер Бреннан сел на переднее сиденье и включил мотор автомобиля.
– Она уже знает, – сказала ему Марта между всхлипываний, и после этого я уже ничего больше не слышала, потому что никто ничего не может слышать, когда всё его тело кричит от боли утраты. Утрата. Утрата. И я всё ещё не могла поверить, что моя мама умерла; и в то же время я понимала, что это правда, потому что во мне жило ощущение гибельного конца, а каждая клеточка моего тела онемела.
– Мы едем к маме? – спросила я.
– Чуть погодя, Кэтлин, нам надо кое-что сначала сделать, – сказали они мне, помогая выйти из машины и войти в гостиницу «Серая Гончая».