– И что будет, если мы так и поступим? – спросила Роуан. – И что будет, если мы скажем, что ты должна оставаться здесь, что ты слишком молода и невинна, чтобы встретиться с этим самцом, что мы сами укажем время для такой встречи?..
– Что, если мы пообещаем тебе, – вмешался Майкл, – что сообщим ему? И что ты можешь узнать, где он, если только тоже пообещаешь…
– Я клянусь! – крикнула она. – Я клянусь всем, чем угодно.
– Неужели желание столь сильно? – прошептала Мона.
– Мама, они пугают меня!
– Они целиком у тебя в руках, – ответила Мона, уютно устроившаяся в огромном кресле. Щеки ее запали, а кожа казалась особенно бледной. – Они не могут причинить никакого вреда той, которая так искренне раскрывает себя. Ты настолько же человек, насколько и они, – неужели ты не понимаешь? Они знают это. Не бойся. Продолжай.
– Позвольте мне занять свое место. – Глаза Морриган расширились и, казалось, горели внутренним огнем, как тогда, когда она плакала. – Позвольте мне оставаться такой, какая я есть. Позвольте мне совокупляться, если я пожелаю. Позвольте мне быть одной из вас.
– Ты не можешь пойти к нему. Ты не можешь совокупляться до тех пор, пока твой разум не научится осознанно принимать решения, тем более столь важные, – непререкаемым тоном возразила Роуан.
– Вы сводите меня с ума! – выкрикнула девушка, резко отодвигаясь от них.
– Морриган, хватит, – попыталась успокоить ее Мона.
– Остынь немного, – посоветовала Мэри-Джейн. Она встала и, осторожно обойдя стол, положила руки на плечи Морриган.
– Расскажи им о воспоминаниях, – попросила Мона. – Как мы записали их на магнитофон. И обо всем, что тебе хочется повидать.
Она пыталась сменить тему разговора, чтобы предотвратить новый поток слез и криков.
– Поехать в Доннелейт, – произнесла Морриган дрожащим голосом, – найти равнину.
– Ты помнишь все это?
– Да, и всех нас вместе в круге. Я помню. Я тянусь к их рукам. Помогите мне!
Ее голос снова срывался на крик. Но она зажала рот ладонью и снова заплакала, на этот раз приглушенно.
Майкл встал, обошел вокруг стола и мягко отодвинул Мэри-Джейн.
– У тебя есть моя любовь, – шепнул он на ухо Морриган. – Ты слышишь меня? У тебя есть моя любовь и моя власть, которая станет опорой этой любви.
– Ох, слава богу.
Морриган положила голову к нему на плечо, точно так же, как делала иногда Роуан, и заплакала еще горше.
Майкл гладил ее мягкие волосы, которые оказались шелковистее, мягче, чем у Моны. Он думал о кратком соитии с Моной на софе в библиотеке и об этом хрупком и непредсказуемом создании.
– Я знаю тебя, – прошептала Морриган и потерлась лбом о его грудь. – Я знаю и твой запах тоже, и те вещи, которые ты видел. Я знаю, как пахнет ветер на Либерти-стрит и как выглядел этот дом, когда ты впервые вошел в него. Знаю, как ты изменил его. Я знаю различные виды древесины и различные инструменты, знаю, как долго приходится втирать тунговое масло в волокнистое дерево, и звук трения сукна по деревянной поверхности. И я знаю, как ты тонул. Ты был такой холодный, а потом согрелся. Ты видел призраки ведьм. Они самые худшие, самые сильные, быть может, за исключением призрака Талтоса Ведьмы и Талтос. У тебя, должно быть, есть внутри что-то от нас, оно ждет, когда сможет выйти, чтобы возродиться и заново сотворить расу. О, мертвые знают все. Не знаю, почему они не говорят. Почему он – или любой из них – не приходит ко мне? Они только танцуют в моих воспоминаниях и произносят слова, которые означают что-то важное для них. Папа, папа, я люблю тебя.