Михаэль молча помешивал свой кофе, потом пробормотал:
– Я только один раз его ударил, честное слово…
Вольфганг положил руку ему на плечо:
– Забудь об этом. Никто не думает, что ты хотел его убить. Ты злился, ты был…
– Нет, – возразил Михаэль. – Я не злился.
Он вдруг стал странно спокоен и задумчиво, с сомнением взглянул на Сюзанну:
– Сигнал тревоги не…
– Не получилось, – прервала она его. – Цуркойлен стоял слишком близко. Я боялась, что он что-нибудь заметит.
Он много выпил, язык у него заплетался. Но голова работала прекрасно.
– А что он должен был заметить? Что ты хочешь надеть куртку и снимаешь ее с вешалки? Какое это могло для него иметь значение? Почему ты не сняла вешалку?
Только сейчас Сюзанна вспомнила о предупреждении Нади: ни в коем случае не снимать вешалку. «Это сигнализация для экстренных случаев», – подумала она.
– Госпожа Герлинг тоже не решилась, – сказал Вольфганг.
Михаэль не обратил никакого внимания на заступничество Бластинга.
– Этот мерзавец еще спросил меня, уверен ли я в том, что это моя жена, – сказал Михаэль и стал пристально смотреть на Сюзанну, как будто хотел исследовать каждую клеточку ее тела.
Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание.
– Скажи мне что-нибудь! – потребовал Михаэль. – Что-нибудь. Скажи, где я вывихнул себе лодыжку?
– Бедненький мой, – сказала она. – Что с тобой сделал этот тип? Конечно, в Швейцарии, в Арозе. Я тогда просила тебя быть осторожнее. На трассе было больше льда, чем снега. Но ты хотел доказать мне, какой ты хороший лыжник.
Михаэль всхлипнул, несмотря на то что рядом сидел Вольфганг. Он привлек Сюзанну к себе и поцеловал ее, опрокинув чашку с кофе. Сюзанна вздохнула с облегчением. Он мог спросить ее о чем угодно. Сюзанне просто повезло, что он выбрал случай, о котором ей рассказывала Надя. Этот эпизод Сюзанна знала во всех подробностях.
Вольфганг дотащил Михаэля до кровати. Он ничего не сказал, но наверняка подумал примерно следующее: «Проспись как следует и не мешай нам работать». Сюзанна услышала, как, поднимаясь по лестнице, Михаэль говорил Вольфгангу о том, как он внезапно осознал, что Цуркойлен забрал у него все, ради чего стоило жить. Забрал навсегда, потому что сигнализация не включилась. Он чуть с ума не сошел от этой мысли. И поэтому, когда он ударил Рамона, им владела не ярость, а желание убить. Он прекрасно знал, что шея – слабое место. И в тот момент совершенно не беспокоился о том, что Рамон может застрелить его.
– Конечно, – ответил Вольфганг. – Могу себе представить. Наверное, на твоем месте я поступил бы так же.