— Ч-чер-рт! Кто это?
— Я, монсеньор, — прозвучал в ответ тихий голос.
— Габриель?! Что ты здесь делаешь?
— Жду вас, — как можно спокойнее ответил Габриель, но дрожь в его голосе выдавала волнение. — Чтобы проводить обратно в ваши покои.
— Что за глупости! — изумился Филипп. — Слушай, дружок, с тобой все в порядке?
— Да.
— По твоему виду этого не скажешь. Может быть, ты переутомился? Так ступай отдохни, а утром мы поговорим обо всем, что тебя тревожит. Ты уж прости, но сейчас у меня времени в обрез, негоже заставлять девушку ждать. Ну как, по рукам?
— Нет! — мелодичный тенор Габриеля сорвался на пронзительный фальцет. Он отступил на шаг и выхватил из ножен шпагу. — Нет, монсеньор. К ней вы не пойдете.
Филипп громко застонал и прислонился спиной к стене.
— Понятно! — выдохнул он. — Боже, какой я недотепа!
— Это уж точно, — подтвердил Габриель с какими-то странными интонациями в голосе. — Догадливостью вы впрямь не блеснули.
— Извини, я не заметил… Вернее, не обратил внимания. Ты с самого начала вел себя очень странно, но я как-то не придал этому значения.
— Еще бы! Ведь вы только и думали о том, как бы поскорее соблазнить Матильду.
Между ними повисла неловкая пауза. Филипп не собирался возражать или оправдываться. Габриель был настроен слишком агрессивно, чтобы воспринять его доводы.
— Ну ладно, — наконец, произнес он. — Здесь неподходящее место для разговора. Пойдем ко мне, там и потолкуем.
— Нет, — сказал Габриель. — Не пойду.
— Почему?
— Это мое дело, монсеньор.
Какое-то время Филипп сосредоточенно молчал, словно что-то считая в уме. Затем произнес:
— Боюсь, не слишком умная мысль пришла тебе в голову, друг мой любезный. Чует мое сердце, наломаешь ты дров… Послушай моего совета, обожди до завтра — утро вечера мудренее. Я обещаю поговорить с принцессой и с этим наглым молодчиком Монтини, и если у тебя серьезные намерения, то я чин чином попрошу от твоего имени руки Матильды…
— Вам невтерпеж сделать из меня второго Симона? — неожиданно грубо огрызнулся Габриель.
Филипп печально вздохнул:
— Пожалуйста, не сыпь мне соль на рану. Второго Симона из тебя не выйдет хотя бы потому, что Матильда — ты уж прости за откровенность — никак не тянет на вторую Амелину. Поверь, мне больно видеть страдания Симона. Я и сам из-за этого страдаю, но ничего поделать не могу… А что до Матильды, то я обещаю и пальцем ее не касаться. Твоя любовь для меня священна. Ты брат Луизы, и оскорбить твою любовь все равно, что оскорбить ее светлую память. — Он положил руку ему на плечо. — Пойдем ко мне, ладно?
Габриель упрямо покачал головой: