— Лейтенант?! — изумленно воскликнул Монтини. — Да это же курам на смех. Я — лейтенант! Ни единого дня на службе, а уже лейтенант!
— Эка беда! Пусть и курам на смех, зато при дворе ты будешь важной персоной.
— И опять же, выскочкой.
— Ошибаешься, милый. Патент-то вручу тебе не я, а король — причем по просьбе Маргариты. Ты понимаешь, что это значит?
— Ну, и что?
— Вот глупенький! Всем известно, что Маргарита не раздает милости направо и налево, она благоволит лишь к тем, кого уважает. Когда при дворе узнают, что ты назначен лейтенантом по ее личной просьбе, то сразу поймут, что она не просто терпит тебя из-за Матильды и ради нашей с ней дружбы, как утверждают злые языки; ведь никакая дружба не заставит ее сделать услугу несимпатичному ей человеку. Этим Маргарита покажет, что ты у нее в фаворе, что она уважает тебя. А раз так, то и отношение двора к тебе изменится. Я здесь чужая, — в голосе Бланки явственно проступила грусть. — Для сторонников короля я прежде всего жена графа Бискайского, для сторонников графа важно то, что я с ним не в ладах, и моя благосклонность ни тем, ни другим не указ. А Маргариту обожают все — и друзья, и враги; ее любимцы здесь в почете хотя бы потому, что они ее любимцы…
— Постой-ка! — вдруг всполошился Монтини. — Ведь я даже не рыцарь. Какой из меня лейтенант?
Бланка улыбнулась:
— Будь покоен, за этим дело не станет. Хоть завтра я могу посвятить тебя в рыцари. Не забывай, что я полновластная графиня Нарбонна, пэр Галлии.
— Это шутка? — спросил Этьен.
— Конечно, шутка. Я же не хочу, чтобы придворные насмешники измывались над тобой: дескать, заслужил рыцарские шпоры в постели. А если без шуток, то я попрошу кузена Аквитанского. Мы с ним добрые друзья, и он не откажет мне в этой услуге.
Монтини посмотрел ей в глаза.
— А знаешь, дорогая, такой очаровательной женщине, как ты, опасно обращаться к Красавчику за услугой. Глядишь, он потребует благодарности — на свой манер.
И они весело рассмеялись.
После ухода Габриеля Матильда долго лежала на кровати, тупо уставившись невидящим взглядом в потолок. Ее охватило какое-то жуткое оцепенение. Ей отчаянно хотелось заплакать, но, несмотря на все старания, глаза ее оставались сухими. Тугой комок подступил к ее горлу и застрял там намертво, не желая ни возвращаться обратно, ни вырываться наружу.
Прошло довольно много времени, прежде чем Матильде удалось стряхнуть оцепенение. Она села в постели и медленно, будто в трансе, принялась сбрасывать с себя измятую, местами разорванную одежду. Раздевшись донага, Матильда тщательно вытерла кровь — и лишь тогда комок в ее горле, наконец, подался, слезы хлынули из ее глаз, и она безудержно зарыдала, горько оплакивая свою поруганную невинность, свои разрушенные иллюзии, свои безжалостно растоптанные мечты…