Одной рукой он прижал Бланку к себе, а другой принялся расстегивать ее корсаж. Она увертывалась, извивалась, брыкалась, лягалась, но вырваться из его объятий ей не удавалось.
— Прекратите немедленно! Я буду вас бить.
— Бей, — равнодушно ответил Филипп. Он как раз сосредоточил свое внимание на застежках, которые почему-то не хотели выполнять своей основной функции — расстегиваться.
— Я буду кусаться, — предупредила Бланка.
— Об этом я только и мечтаю.
— Негодяй ты! — сказала она и вдруг всхлипнула.
Оставив в покое корсаж, Филипп взял Бланку за подбородок и поднял ее лицо к себе. На ее длинных ресницах, словно капли росы, блестели слезы.
— Что с тобой, милая? Почему ты плачешь?
— Вы… ты насилуешь меня. Ты заставляешь… принуждаешь…
Он провел большим пальцем по ее розовым губам, которые непроизвольно напряглись и задрожали.
— А если я не буду принуждать, ты согласишься? Ну, не отказывайся, солнышко, ведь я так тебя хочу. Я никого еще не хотел так, как тебя. Я просто дурею от тебя.
Бланка отрицательно покачала головой:
— Нет, Филипп.
— Но почему? Разве я не нравлюсь тебе?
Бланка промолчала. Продолжая удерживать ее в объятиях, Филипп свободной рукой погладил сквозь ткань юбок и платья ее бедро, затем пальцами пробежал вдоль стана к груди, пощекотал ее подбородок, шею, за ушком… Бланка глубоко и часто дышала, вся пылая от стыда и сладостного возбуждения.
— Так я что, не нравлюсь тебе? — повторил свой вопрос Филипп.
— Почему же, нравишься, — дрожащим голосом, почти умоляюще, ответила Бланка. Как-то само собой она перешла на ты, понимая, что в данной ситуации обращение во множественном числе выглядело бы по меньшей мере комично. — Даже очень нравишься. Но я люблю другого.
— Господина де Монтини?
— Да, его.
— А если бы не любила, согласилась бы стать моей?
Бланка смущенно опустила глаза.
— Да, — после непродолжительного молчания призналась она. — Тогда бы я согласилась.
Филипп вздохнул и просто положил руку ей на колено.
— Ты заблуждаешься, Бланка. На самом деле ты не любишь Монтини, ты просто увлечена им. Ты не можешь его любить, я в этом уверен.
— И, наверное, потому, — саркастически произнесла она, — что он мне не ровня?
— Вовсе нет, солнышко. Уж я-то знаю, с какой легкостью любовь преодолевает все кастовые предрассудки… Но сейчас речь о другом.
— О чем же?
— О том, как ты восприняла мои советы Габриелю.
— Это бесстыдство!
— Вот именно. Ты считаешь это бесстыдством — и не только то, что я дал эти советы в присутствии женщин, но и то, что я вообще даю такие советы. Следовательно, Монтини с тобой ничего подоб…