Именно так она сама смотрела на Нину Андреевну – уплывала глазами, чтобы не видеть на лице матери презрительного разочарования, – не то, не так, не оправдала надежд, неправильный у нее муж, неправильный сын, неправильные взгляды на жизнь, – плохая, очень плохая девочка.
Она не позволит Антоше смотреть так ни на кого, никогда.
– Нет. Ты самый хороший. Просто ты другой, понимаешь? Другой не значит ХУЖЕ. – Антоша молча отвернулся.
– Ты что, плачешь? – испугалась Соня.
– Я не плачу, а страдаю, – пояснил Антоша, и Соня испугалась еще больше.
– А ты в классе с кем-нибудь дружишь? – спросила она, прижимая его к себе. – Или тебе никто не нравится?
– Очень нравится, – с жаром сказал Антоша, – один мальчик и одна девочка. Только они слишком быстрые для меня. Я с ними дружу, когда они никуда не торопятся.
Они сидели вдвоем, обнявшись, щека к щеке – две бедные жертвы воспитания.
– Если ты хочешь, чтобы я еще потерпел, я потерплю…
– Вот еще, терпеть! – возмутилась Соня, привычно холодея от острого мгновенного ужаса – КАК он будет жить такой, если он всюду не вписывается?.. И она пообещала сегодня же все папе объяснить, обо всем папу попросить и обо всем с папой договориться.
– Соня! – крикнул из кабинета Алексей Юрьевич.
Соня вошла в кабинет, неловко повернувшись, смахнула лежавшие на краю стола бумаги и встала напротив стола, словно ее вызвали в деканат. Виноватый человек, вызванный в деканат, всего боится, и Соня быстро перебирала в уме – что она сделала плохого?
– Кефир!
«Кефира нет и не будет, я уезжаю в Австралию», – чуть не выпалила Соня и принесла кефир.
Алексей Юрьевич, не глядя, протянул руку, взял чашку и начал читать вслух:
– Большинство считает, что основой платного обучения должен стать дневной факультет. Но давайте смотреть в глаза реалиям – кто поступает на коммерческий дневной? Тот, у кого трудности со школьной программой, кто не может взять интеграл. Теперь уже совершенно ясно, что основой коммерческого обучения станут вечернее и заочное отделения. Впервые состоявшиеся люди смогут получить за деньги то, что хотят, – образование либо диплом…
– Я хотела с тобой поговорить, – начала Соня. – Диккенс…
Ей было очень трудно выговорить «Диккенс».
– Это рабочий вариант моего выступления на Совете ректоров Петербурга…
– Диккенс сказал, что Антоша не годится… не подходит, – Соня решила, что аргумент «Антоше плохо» не будет принят во внимание.
– Он подойдет, – пообещал Головин, – не вмешивайся не в свое дело. Эта школа сделала из меня человека.
– А без этой школы ты бы до сих пор сидел на дереве и ел бананы, – хихикнула Соня и тут же извинилась. И подробно, четко, как он любил, рассказала про все списки, в которых фигурировал Антоша, про грозди двоек, про Антошину неспособность к точным наукам, про то, что никто не умиляется его забывчивости и мечтательности, и про то, что интересуют Антошу совсем другие вещи – НЕ математика.