Любил ли он Соню?.. Для этого ему нужно было прежде ответить на вопрос, что такое любовь, а Алексей Юрьевич предпочитал не думать о пустых вещах, а правильно организовать свою жизнь. А этой ночью правильная организация означала примирение и его возвращение в супружескую постель.
…Но отчего-то их примирение этой ночью, торопливое, с закрытыми глазами и сжатыми губами, не примирило их, а, наоборот, еще больше отдалило друг от друга. Словно ярким светом высветилось между ними что-то невозможное.
Алексей Юрьевич сделал Соне больно. От боли она вцепилась зубами в подушку, и, когда все закончилось, на подушке отпечаталась смешная рожица – два мокрых глаза и след от зубов… Такую свою внезапную изнеженность Соня отнесла на счет беременности – пусть она была еще незаметной, но она все же БЫЛА, и беременности были не показаны Сонины рефлекторное нежелание и рефлекторная нелюбовь.
Соня была уверена, что поступила правильно, вот только почему-то лежала с закрытыми глазами, будто она не рядом с мужем, а в другой галактике и между ними много-много световых лет. И почему-то Алексей Юрьевич, не самый тонкий человек на свете, не самый чувствительный, встал потихонечку в своей другой галактике и ушел от Сони в кабинет, без объяснений.
…Алексей Юрьевич был, конечно, не самый тонкий человек на свете, но и не такое тупоголовое существо, чтобы его можно было обмануть отданным ему на десять минут Сони-ным не любящим его телом. А Соня думала, что ТАКОЕ?..
Соня спала одна и видела сон. Смотрела свой сон и плакала.
– Гадко так мучить нас, – неприязненно говорил ей Алексей Юрьевич.
– Гадко, гадко, нельзя отрубать нам хвост по кусочкам, – говорил Князев.
– А почему я? Почему я?! Сами рубите ваши хвосты. Брак – это выбор навсегда. Двое даны друг другу навсегда. Я не могу выбрать… А вдруг я выберу неправильно? У меня может быть десять браков, но хотя бы один должен быть настоящий, то есть навсегда. Иначе я стану плохой.
Во сне они оба любили ее, ничего более трагического не могло быть – они оба любили ее, не физически, а просто любили… А она говорила:
– Ну зачем вам я, полюбите кого-нибудь другого, другие не хуже… А может быть, вы полюбите друг друга?..
Князев полночи просидел в машине под Сониными окнами. Телефон конечно же не отвечал, окна были темны, и часа в три Князев так зло и резко нажал на газ, что на визг тормозов из подъезда высунулся охранник, вдохнул запах паленой резины и подумал: «Нет у этих новых русских ни стыда ни совести». А Князев вылетел с Таврической улицы, а затем и из Питера на максимальной скорости, которую только способен развить «ягуар», когда его хозяин оставляет позади себя унижение под темными окнами, любимую женщину, всех обманутых мужей на свете и от километра к километру твердит: «Завтра, завтра, завтра». Она же сказала, что прилетит завтра.