– Зачем нам все это? – спрашивал он. – Разве мы не счастливы?
Но ей хотелось чего-то более прочного, чем любовные утехи. Она не сомневалась, что может наставить его на путь истинный, но лишь при условии, что он будет при ней. Он жил на ее деньги. Его все устраивало, поскольку он ни в чем не знал отказа. Этим она удерживала его при себе. Предложение Бромхеда пришлось очень кстати. Оно давало ей возможность постоянно находиться рядом с Джеральдом, вместо того чтобы ишачить в больнице, гадая, а чем занят ее ненаглядный. А потом усталой тащиться домой, заставлять себя улыбаться, всем видом показывая, что ей хочется развлекаться, а не спать. Почему она это делала? Она чокнутая? Да… что-то тянуло ее к молодым мужчинам. Что именно? Трудно сказать. Можно назвать это и бзиком. А теперь Джеральд мертв. А она действительно чокнутая, если связалась с таким, как Бромхед. Наверное, ее ослепил блеск миллиона долларов.
Джерри мертв. Она задумалась о прожитых годах. Череда перевернутых страниц. Вот закончилась и еще одна глава. Оставаться здесь она больше не могла. Не тратить же остаток жизни на эту старуху.
Мысли ее вернулись к Паттерсону. Он-то будет спокойно дожидаться смерти старушки, в полной уверенности, что наследство от него не уйдет. Внезапная ненависть к этому двуличному красавцу охватила ее. Почему это он должен выйти сухим из воды? Джерри мертв. Она ничего не получила. Бромхед – тоже. Почему же только Паттерсон останется с наваром?
– Шейла? – позвала ее миссис Морели-Джонсон.
Шейла встала и прошла в гостиную.
– Я собираюсь в гриль-бар. Только что закончила очередную запись. Будьте так любезны, приклейте к футляру ярлычок. Бетховен: «Аппассионата».
– Хорошо.
Миссис Морели-Джонсон уставилась на Шейлу.
– Голова все еще болит?
– Нет, сейчас все в порядке.
– Я так рада. – Она коснулась руки Шейлы. – Сейчас время ленча. Попросите, чтобы вам принесли что-нибудь повкусней.
– Обязательно.
– Вот и хорошо. В три часа придет мистер Паттерсон. Я намерена задать ему жару. В последнее время по отношению ко мне он ведет себя неподобающе сурово. – Она медленно двинулась к входной двери. – Вас не затруднит проводить меня до лифта?
Шейла с грустью смотрела на нее, зная, что видит миссис Морели-Джонсон в последний раз. Старая, полуслепая женщина, великая пианистка, такая добрая по характеру. Теперь Шейла знала, что доброта бесценна. А до того, как попала в эту квартиру в пентхаусе отеля «Плаза-Бич», полагала, что доброта – всего лишь слово из словаря.
Она проводила старушку до лифта и передала из рук в руки лифтеру. Как только двери кабины захлопнулись, Шейла метнулась в свою спальню, открыла дверцы шкафа, достала два потрепанных чемодана. Быстро собрала вещи. Огляделась, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Затем выдвинула ящик туалетного столика, вынула бобину с пленкой: «Я, Кристофер Паттерсон…»