Буквально, через несколько минут, молодые люди вышли в большой, по крайней мере, с первого взгляда, зал. Факел освещал только маленький пятачок на входе, дальше стены тонули в темноте. Дерри осторожно двинулся по периметру помещения, стараясь разглядеть его получше. Абсолютно гладкие каменные стены уходили далеко вверх. Даже привстав на носочки и, подняв над головой факел, Дерри не смог разглядеть потолок. Над ними была беспросветная, густая, как молоко темнота. Поняв тщетность своих усилий, Лайтнинг плюнул на это занятие, и двинулся дальше, внимательно разглядывая стены. Из помещения он насчитал пять выходов, не считая того, по которому они пришли. Два с левой стороны, два с правой и один в центре противоположной стены — самый широкий, украшенный аркой, скорее всего центральный.
— Я предлагаю сделать привал, — произнес Дерри и выразительно махнул факелом в сторону собравшегося возражать Стика. — Стикур, даже не пытайся орать. Во-первых, мы еле ползем, из-за того, что Дир на ходу пытается осмотреть Анет. Пусть уж, делает это в спокойной обстановке, чтобы потом, мы могли двигаться с максимально возможной скоростью. А мы с тобой, пока маг занимается лечением, посмотрим карту. Зря я ее, что ли стянул у баронессы? Эта карта, пожалуй, наше единственное преимущество перед людьми Сарта. Так давайте им воспользуемся, а?
Стик, после минутного раздумья, кивнул соглашаясь. Доля правды в словах Дерри, безусловно, была. Эскорит недовольно оглянулся по сторонам, решая, куда переложить Анет, но кругом был сплошной камень: холодный и жесткий. Стик задумался и, не нашел ничего лучшего, чем переложить девушку на руки стоящему рядом магу. Дир что-то протестующе крякнул, но вслух возражать не стал.
Дерри передал один факел подошедшему Стику и свободной рукой достал из внутреннего кармана куртки тоненькую трубочку, перемотанную наспех какой-то незамысловатой розовой ленточкой. Сразу было видно — карта раньше принадлежала женщине. Ни одному мужику, ни когда и ни за что не пришло бы в голову вешать на важную карту розовый бантик. В прочем, ни одному мужику вообще никогда бы не взбрело в голову ни в чем использовать этот отвратительный цвет. По крайней мере, так считал Дерри, пытаясь зубами развязать тугой узел. У него розовый цвет ассоциировался исключительно с качественно отмытыми поросятами, которых каждый четверг привозили на армдамашскую бойню. Зверюшки весело похрюкивали в телеге, радуясь изобилию жрачки в своих мисках (перед подачей на стол его величества всю скотину ровно неделю откармливали на убой лучшими сортами кормов). Так вот. Эти розовые, намытые поросята весело хрюкали и радовались еде и солнышку, не понимая, что уже через несколько минут их никчемная, сытая жизнь прервется, что они рождены-то были только лишь за тем, что бы во время, в очередной четверг, намытыми и сытно накормленными попасть на господский стол. — Пошло и глупо. И цвет такой же: пошлый и глупый, — подумал Дерри, наконец-то справившись с узлом. Тонкий пергамент с тихим шелестом развернулся у него в руках, и ксари тихо присвистнул от удивления. Тонкий лист, около квадратного метра размером, был изрисован маленькими черточками, которые изображали лабиринт. Разобраться в карте сразу не было никакой возможности. Не ясен был и масштаб.