Ройс Гренвилл, виконт Стоунхерст, переминался с ноги на ногу, раздраженно ворча. Он вытянул шею и, в тщетной попытке хоть как-то ослабить накрахмаленный шейный платок, нетерпеливым жестом потянул его из стороны в сторону. С каждой минутой, продлевающей его неземные мучения, воздух становился все более душным и тяжелым. И уже не в первый раз за вечер он мечтал оказаться где-нибудь в другом месте.
Где угодно, но не здесь.
Нахмурившись, виконт тяжелым взглядом обвел гостей. В радостной суете они перемещались по элегантной гостиной лорда и леди Хоксли и вели оживленные разговоры. В нескольких шагах от лорда герцог Мейтленд был поглощен дискуссией с бароном Бедфордом, в то время как его мачеха, овдовевшая престарелая герцогиня, уютно устроилась на канапе перед камином, воодушевленно беседуя с театральной актрисой Вайолет Лафдер.
«Я определенно лишний в этой компании», – уныло думал Ройс, глядя в окно, за которым уже царствовала ночь. Из присутствующих он хорошо знал Хоксли, Монро и их жен, с остальными же его связывало мимолетное знакомство. Чувствуя себя не в своей тарелке, он не мог не ассоциировать себя со слоном из басни, который по глупости забрел в посудную лавку. Нелепо и не к месту.
Конечно, подобные приемы не были для него привычным делом. С самого детства Ройс чувствовал себя недостойным даже самой худшей участи простолюдина. Все предрешило отношение отца, оскорблявшего его с той ненавистью, которую заслуживают разве что заклятые враги. Их неприятие друг к другу было постоянной темой для обсуждения в свете, а возвращение Ройса с войны вызвало лишь новую волну слухов и сплетен. Вернувшись разбитым, раненным, уставшим, Ройс жил только своим горем. Отстранившись от всех и вся, он стал затворником и вместе с тем диковинкой для членов аристократического общества. Что же касается приема, оказываемого ему этими людьми, так его держали за чудака, вызывающего жалость и любопытствующие взгляды, но никак не за человека их положения.
Выработанным годами жестом Ройс провел пальцем по неровному шраму, протянувшемуся через всю щеку. Возможно, годы службы в британской кавалерии и оставили ранения на его теле, но душевные раны он получил задолго до того, как покинул дом и отправился исполнить военный долг. Кошмар битвы при Ватерлоо был последней каплей в разрушении его души – он опустошил ее окончательно. А ранения, полученные в бою, оказались столь тяжелыми, что поставили под сомнение жизнь виконта.
Проклятие! Вот какая судьба ему уготована. Навеки обречен жить затворником. Горький опыт подсказывал ему никогда и никого не подпускать слишком близко. Те же, кто совершает эту ошибку, в итоге обречены на страдание.