Как всегда, мысли о брате вонзились в душу горящим клинком, пробуждая болезненные воспоминания о произошедшей трагедии, погнавшей его из дому. Ужасающая цепочка событий, запущенная лордом в тот роковой день, запечатлелась в разуме Ройса раздробленной на куски путаницей образов и впечатлений. Перед глазами вновь предстал переворачивающийся фаэтон Алекса, который беснующиеся скакуны проволокли еще несколько метров, прежде чем тот с ужасным треском разбился о дерево. Капельками сочившаяся из тела Корделии кровь собиралась в лужу…
Тут же одна трагедия возродила в памяти и другую, наводящую подобный, если еще не больший ужас. Мозг рисовал картину затянутого дымом поля битвы, устланного беспорядочно валяющимися телами раненых и убитых. Земля содрогалась от пушечных выстрелов, повсюду были слышны крики умирающих. В тумане побоища Ройс беспомощно склоняется над агонизирующим у него на руках боевым товарищем и офицером кавалерии Бентоном Гарви.
Вспышка боли передернула все тело Ройса, и он закрыл глаза, пытаясь прогнать внезапно нахлынувшие образы. Не то время и место, чтобы предаваться воспоминаниям. Большинство собравшихся гостей уже искоса посматривали в его сторону, и легко было представить их реакцию, потеряй он сейчас контроль над собой на глазах у многочисленных гостей.
Огромным усилием воли Ройс отогнал воспоминания и образы прошлого и вернулся к разговору с Хоксли, который продолжал свою речь, словно не замечая рассеянности собеседника.
– Я ведь не призываю тебя активно завязывать знакомства и вести светские беседы. Знаю, что удовольствие тебе такая перспектива не сулит, – в голосе графа были слышны нотки сдержанного веселья, – но, возможно, недоверчивость гостей развеется, если ты изменишь выражение лица, заранее отпугивающее тех, кто хотел бы завязать с тобой разговор.
Ройс крепче сжал бокал, пока хрупкий хрусталь угрожающе не затрещал в его руках.
– Ты не понимаешь.
– Наоборот. Я все прекрасно понимаю. Но черт возьми, Стоунхерст, не пора ли прекратить обвинять во всем себя? Уже девять лет, как умерла Корделия, и почти восемь, как не стало Алекса. Уверен, никто из них не желал бы для тебя жизни в постоянной скорби по ним.
Слова Хоксли будто плеткой обожгли лорда, обнажая еще не зажившие раны. Если бы все было настолько просто. Но это не так. Корделия и Алекс являлись лишь двумя жертвами из длинного списка потерь, случившихся в жизни Ройса. Одним из первых и самых тяжелых ударов стала кончина матери, чья жизнь оборвалась двадцать девять лет назад в момент его рождения. Он знал, что если позволит себе расслабиться, то неизвестно, кто уйдет из его жизни следующим.