Выводя лошадей на покрытую прошлогодней травой или свежей стерней ниву, он ощущал себя повелителем маленького царства, и ничто не могло унять его чувств. С момента, когда плуг впервые врезался в землю и до тех самых пор, когда все поле делалось бурым и рыхлым, Джесс был целиком поглощен своим делом, и не нашлось бы такого человека, с которым он согласился бы поменяться местами. Надо было видеть его долговязую фигуру и его длинную тень, медленно скользящую по залитой солнцем земле.
Была в свежевспаханном поле какая-то чистота и совершенство. Сам вид его мог служить наградой за труды, ибо плоды их были очевидны и угодны небу. Почва в этих высоко раскинувшихся местах представляла собой суглинок – смесь глины, известняка и камня. Сухие ветры делали ее поверхность рыжевато-коричневой. На солнце она выглядела красной. А после дождя становилась темно-бурой, словно крепкий табак. Джесс любил наслаждаться видом чистой, ухоженной и пустынной пашни. Он словно предвкушал, как вскоре его царство зазеленеет молодыми побегами кукурузы.
Джесс никогда не стремился стать чемпионом. Он не хотел, подобно Джимму Шодду, выигрывать соревнования по вспашке земли, которые проводились в Чепсуорт-парке. Свои амбиции он удовлетворял трудом. Ощущением того, что его руки держат рукоятки плуга и направляют его движение по борозде. Ему было достаточно того, что он мог делать мужскую работу, погонять упряжь добрых лошадей и в одиночестве наслаждаться тишиной полей на протяжении двух самых замечательных времен года.
– Я не умник какой-нибудь, – говорил он Бет, – но что-что, а пахать я умею, и даже неплохо.
Когда Бетони подросла, Джесс стал сажать ее на плечи и брать по вечерам с собой в поля. Он показывал ей угнездившихся на пашне птиц, дикую горчицу, пробивавшуюся желтизной среди кукурузных стеблей, пыльцу, налетевшую с цветущих трав, и заячьи следы возле изгороди. И Бетони сидела у него на плечах, словно маленькое божество, свесив пухлые ножки и ухватив обеими ручонками его шевелюру. Она окидывала мир торжествующим взглядом и, казалось, понимала каждое слово.
Бет частенько посмеивалась над тем, как Джесс разговаривает с Бетони.
– Можно подумать, что ты обращаешься к столетней бабке.
Но однажды она упрекнула его в том, что он боготворит Бетони, а к младшей дочке относится с прохладцей.
– Ну что ты! – ответил Джесс виновато. – Просто Дженни еще такая несмышленая. Но если она тоже захочет пойти со мной, пусть. Ведь у меня два плеча. Бетони сможет сидеть на одном, а Дженни – на другом.
Он подкидывал их вверх, сначала одну, затем другую, и усаживал высоко на плечи, надежно поддерживая своими огромными руками с широкими ладонями.