— Неужели все-все должно продаваться и покупаться? — спросил я его, следуя собственным раздумьям. — Разве нет ничего священного?
— Ничего, — ответил он. Словно бы прочитав мои мысли, он продолжал: — Даже наши законы против каннибализма — не более чем продукт суеверий; в обстоятельствах, когда от нарушения этих законов зависит человеческая жизнь, ими неизбежно пренебрегают — а вернее, ими следует пренебречь.
— О нет! — Матушка зажала себе уши. — Не могу больше это слушать!
Мистер Пентекост взглянул на нее с тревогой, но его приятель поднялся на ноги и твердо сказал:
— Пойдем, Пентекост. Уже поздно. А кроме того, дружище, ты немного забылся. — Он обернулся к матушке: — Простите нас. Нам нечасто в последнее время случалось бывать в приличном обществе.
Он поклонился и почти насильно вывел своего друга из комнаты.
Когда за ними закрылась дверь, матушка вздохнула:
— Слава небесам, он ушел! Не хочу, чтобы он больше приходил, Джонни.
— О котором из джентльменов ты говоришь? — спросила мисс Квиллиам.
— Об этом ужасном мистере Пентекосте, конечно. — Матушка содрогнулась.
— Ну-ну, — возразила мисс Квиллиам, — думаю, внутри он лучше, чем снаружи.
— Уж очень снаружи нехорош. — На этом тема была исчерпана.
Меня тоже расстроило представление мистера Пентекоста об обществе как сборище хищников, каннибалов, бездумно преследующих свои эгоистические интересы. Не хотелось верить, что он прав. С другой стороны, слова мисс Квиллиам меня вдохновляли. Как замечательно: быть лендлордом и великодушно заботиться о тех, кто от тебя зависит!
Мисс Квиллиам взяла зеленую бутылочку, которую я часто видел у нее в руках, и потрясла. С обескураженным видом потрясла снова. Потом встала:
— Мне нужно ненадолго выйти.
— Уже очень поздно! — запротестовал я.
Она ушла, а я, заинтересовавшись, стал рассматривать бутылочку и обнаружил на ней этикетку: «Черная капля». Когда я поднес бутылочку к носу, матушка крикнула: «Не трогай, Джонни!» Сладковатый, чуть едкий запах показался мне знакомым.
Обернувшись за десять минут, мисс Квиллиам налила себе стакан джина и добавила туда две-три капли из вновь принесенной бутылочки.
Поймав на себе мой взгляд, она покраснела:
— Это средство называют утешением бедняков: дарует радость и снимает боль, как телесную, так и душевную. Оно часто меня спасало. Сейчас я принимаю всего три-четыре грана.
Едва ли не с облегчением я увидел, как матушка налила себе стакан «Сливок долины».
Через несколько дней я случайно встретил на лестничной площадке поднимавшихся к себе мистера Пентекоста и его друга. Они любезно пригласили меня в свой шатер восточного властелина в углу комнаты Пичментов, и я увидел, как уютно они там устроились.