Взрослые и дети наряжались в лучшие платья. Женщины украшали прически большими гребнями, одевали на лицо маски, а плечи покрывали яркими, пестрыми шалями. С флейтами, с тамбуринами люди шли по улицам. В село приезжали мурги. Они устраивали на площади своё «табладо» — эстраду, пели, плясали и рассказывали всякие занятные истории.
В этот день Ремедио бывало весело. Она прекрасно себя чувствовала в своем праздничном розовом платье, забывала о горестях и много танцевала.
— Ремедио, — говорила мать, — отдохни немножко, у тебя завтра будут болеть ноги.
— Ничего, мамита, дай мне натанцеваться на весь год! — кричала, смеясь, Ремедио, и её розовое платьице снова кружилось в карнавальной пляске.
На карнавале Ремедио впервые услыхала о СССР. Мурги раскладывали свою палатку. Девочка и ее подруги пошли смотреть приготовления к спектаклю и услыхали, как мурги тихонько говорили об этой удивительной стране, где земля и фабрики принадлежат народу, а карнавалы бывают часто. Ремедио позавидовала актерам, которые так много знают и много видели. Ей даже захотелось уйти С Ними куда угодно уйти, только бы посмотреть, как живут люди за селом Беле.
Карнавал кончился. Семья вернулась домой. Ремедио спрятала в сундук свое розовое платье до будущего карнавала.
Но через год ей не пришлось пойти на карнавал.
Фашисты наступали на Малагу.
Ночью дети проснулись от выстрелов. Стреляли, наверно, близко, в доме звенели стекла. Жалобно выла собака. Кармен и Мануэль плакали от страха. Франциско схватил отца за руку.
— Что это, папа? Фашисты?
Отец и мать успокаивали ребят, но Ремедио слышала, как дрожит голос мамиты.
— Наш посёлок далеко от фронта, — говорил отец, — нас не тронут, нас не могут тронуть… Спите, дети, спите.
Но никто не мог спать. Отец и мать в темноте одевались. Тогда торопливо стали одеваться и дети.
— Мама, зажги свет… Мама, скорей зажги свет, — просил Мануэль.
— Нет, Изабелла, лампу не надо зажигать, — сурово сказал отец.
Донёсся шум самолётов. Мать вскрикнула. Отец схватил ее за руку, и они вместе выбежали в сени.
Пятеро ребят сидели на одной постели, тесно прижавшись друг к другу.
— Не ревите, — шептал Франциско, — вы слышали, что сказал отец?.. Ах, если бы у меня было ружьё…
Мать и отец вернулись, бледные и встревоженные. Дети бросились к ним.
Может быть, всё-таки лучше спрятаться в погреб? — дрожащим голосом шептала мать. — Вдруг…
Она замолчала, прижав к груди маленького Альфреда.
— Это не выход, Изабелла. Дом такой низкий. Да и за что им нас трогать?
Несколько минут все сидели молча, поглядывая на окна, за которыми чернела беззвездная ночь, и прислушивались к зловещему жужжанию фашистских самолетов. Какими длинными казались эти минуты! Скоро ли придет рассвет?